Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 99

Так, истошно воющего, Данаэльса и потащили в Разбойный приказ, в пыточную, а Борис документы подьячему отдал. Пусть перебеляют начисто, пусть еще протоколы допроса Истермана приложат, Данаэльса, еще кое-кого…

Допросят, запишут, а потом и на кол их. Или на плаху…

Нет, наверное, на кол. Не потому, что Борису чужие мучения нравятся, напротив, неприятно ему даже думать о таком. Его бы воля, он бы казнил быстро и без лишних пыток, да нельзя.

Иноземцы же!

Дикий народ, одно слово!

Нельзя к ним по-хорошему, понимаете? Они это сразу за слабость принимают, давить начинают и тогда уж приходится их всерьез останавливать, с кровью, с болью… не понимают они хорошего отношения!

А вот когда ты их с размаху, да жестоко, да с ноги…

О, тут они прекрасно соображать начинают, отступают, извиняются — что за люди? Почему им плетка милее руки протянутой?

Одно слово — дикари иноземные. Немтыри. Немцы.

* * *

Магистр Эваринол в окно посмотрел, поморщился.

Гроза собирается.

Не любил он грозу, была у магистра такая слабость. Вот не любил, и все тут!

Кто-то в ней красоту видит, кто-то на небо с восторгом смотрит… ОН смотрел. И молнии в его глазах отражались.

А магистру гроза ненавистна была всю жизнь, не нравилась она ему, давила, мучила, и голова у него всегда перед грозой болела.

Вот и сейчас виски заломило… подошел Эваринол к окну, вгляделся.

Туча ползла.

Такая… тяжелая, черная, страшная. Да, страшная, и магистру жутко захотелось выпить чего покрепче и спать лечь, пока не пройдет вся эта пакость. Или пойти вниз, с рыцарями посидеть… нет, в молельню не хочется. Будет он там один стоять, никто его уединение молитвенное не решится нарушить, а ему бы наоборот, людей побольше. И шума, чтобы гром за окном не слышать.

Позовет он, пожалуй, к себе магистра де Рителли и магистра Рейнгерца, посидят они, посоветуются, подумают. Со дня на день весточка от Леона прийти должна, надобно все еще раз обдумать. И кого посылать, и что далее делать, и во что деньги вкладывать, и какой груз отправлять… орден ведь не только воюет, но и торгует, вот, и список купцов росских у него на столе, Руди в свое время обеспечил. Надобно решить, кого потеснить, кого убрать… пусть россы благодарны будут, что им жизнь оставят, а деньги — не обязательно, деньги это им вовсе лишнее.

Только-только магистры за стол уселись, только бумаги разложили, как грохнуло за окном.

Да мощно так грохнуло, показалось, аж замок дрогнул.

Или… не показалось⁉

И снова удар грома.

И…

Магистры на стол смотрели с тихим ужасом. А массивный стол дубовый накренился, и с одной его стороны на пол медленно-медленно, ровно в дурном сне, сыпались пергаменты, покачнулась и поехала к краю чернильница, выплескивая свое содержимое…

И новый удар!

Де Рителли сообразил первым, ранее он жил неподалеку от вулкана, и что такое подземные толчки не понаслышке знал.

— Бежим!!! Ежели башня рухнет, нас тут всех похоронит!!!

И рванул к двери, подавая пример.

Магистры помчались за ним, вопя во все горло. Тут уж не до статуса, не до приличий или чести, тут шкуру спасать требуется, и свою, и прочих орденцев.

Костяк Ордена — люди. Не замки, не золото, люди — и знания. Будет это, и все остальное нарастет, только вот по кельям бегать сейчас просто времени нет, так что — кричать в голос и бежать к выходу. Кто успеет, тот за ними побежит!

Кто не успеет…

Жаль, конечно, а только всех не спасти.

Эваринолу и так тяжело было. Когда б не старый страх… ох, мало магистр тренировкам внимания уделял, слишком мало, вот уже и ноги подгибаются, и в боку колет, и одышка такая, что самому страшно…

— Руку, магистр!

Кто-то подхватил под локоть, потащил вперед, магистр Родаль бросил взгляд на своего помощника, узнал одного из оруженосцев, Мишеля, и подумал, что надо бы его пораньше в рыцари.

Хороший парень, понимающий, с душой тащит, старается…

Да что ж этот коридор никак не кончается-то⁉

* * *

Велигнев за замком наблюдал с удовольствием.

А что ж на свою работу и не полюбоваться? Что ж не порадоваться душой? Хорошо же получается!

Вот он замок, и башня у него уже накренилась, а там и молния в нее ударила, и башня вовсе посыпалась… эх, неудачно! Наружу камни полетели, когда б во внутренний двор, там бы и орденцев прибило побольше, а они наружу. Внутрь может, пара кусков черепицы и попала, кого-то стукнуло, ну да мало этого! Слишком мало!

Велигнев в воздухе пальцами покрутил, словно еще быстрее ветер закручивал. Тот волхва понял, взвыл вовсе уж ураганом, замок Ордена был четырехугольником сделан, с башенками по углам… вот, вторая башня крениться принялась. И эта уж куда надобно упадет.

Жаль только, медленно слишком, может, человек десять и зашибло только… ну и кто там под развалинами тоже…

И гроза льет, дождь хлыщет-поливает, и земля подрагивает, и башни оставшиеся кренятся, в них не спрячешься, а тут еще во внутренний дворик молния ударила. Оно и неудивительно, ветер вон как тучи перемешивает, ровно ложкой громадной, одно удовольствие смотреть!

И еще одна молния ударила, уже в стену.

Рыцари дураками не были.

Кое-как, вручную, с трудом, опустили подъемный мост через ров… нет, кто-то и вплавь, со стены и саженками, но таких мало было, а основная часть мост опустила — и по нему на волю кинулась. А вот это Велигневу не понравилось уже! Что это такое?

Разбегутся кто куда, их по одному вылавливать, что ли?

Нет, так дело не пойдет! Не догадался он, надо было и мост уничтожить, да вот не пришло в голову. Давненько он уж ни с кем не воевал, хватку потерял.

Велигнев подхватил посох свой, да и с холма шагнул. Даже съехал, скорее, холм от дождя мокрый стал, скользкий, трава под ногами, ровно дорожка ледяная, заскользила — так и полетел вперед. Хорошо еще посохом равновесие поймать успел, на зад не шлепнулся.

Он бы и поднялся, ничего страшного, да только некрасиво получится. А ведь всех орденцев не перебьет он, кто-то останется…

И они должны будут страшные истории всем рассказать. Впечатлить их надо до визга, до мокрых штанов по ночам! Тогда какое-то время Росса поживет спокойно.

Потом опять полезут, конечно, но другие. Этих-то сейчас и не останется.

* * *

Магистр Эваринол с трудом дыхание переводил, и тут