Княжна Екатерина Распутина - Ольга Токарева Страница 9

— Софья, ну что ты, не могу я, — притворно посетовал Яромир. — Отец сказал, что лучшей партии для Михаила нам не сыскать.

— Да как ты смеешь! — продолжала бушевать женщина, ещё одна обладательница пышных форм, блондинка с голубыми глазами и, возможно, едва перешагнувшая тридцатилетний рубеж. Сиреневое платье облегало её фигуру, выгодно подчёркивая каждый изгиб тела и внушительный объём бёдер.

Пока Яромир своим язвительным напором доводил Софью до исступления, Хромус, словно сотканный из теней, возник на спинке дивана. С неподдельным любопытством, будто рассматривая невиданное доселе чудо, он уставился на кота с приплюснутой мордочкой. Любопытство пересилило, и он, грациозно спрыгнув, оказался прямо перед домашним питомцем. Маленькие пальчики, увенчанные черными острыми, словно иглы, коготками, вцепились в розовый нос. Кот, взвыв от испуга, впился когтями в ноги хозяйки, выгнул спину дугой, ощетинился и издал дикий, душераздирающий вопль. Мой фамильяр, словно молния, нанес стремительный удар лапой коту по морде и тут же растворился в воздухе.

София, вскрикнув от боли, сбросила с себя обезумевшее животное и, в панике оглядываясь, тщетно пыталась отыскать Хромуса. А в моей голове в этот момент прояснилось: у Петра Емельяновича явно был фетиш на женщин с пышной грудью и фигурой «песочные часы». Обе красотки были похожи, словно сестры, не лицами, а формами тела. Но если учесть, что у них разные сыновья, получается, что у барона две женщины, живущие под одной крышей и рожающие ему детей. «Неужели в этом мире многоженство?» — задумалась я, вспоминая, что на планете Аритарг у зеленокожих иномерян это тоже было распространенной практикой.

— Что это сейчас было?.. Монстр? — пролепетала она, в ее глазах плескался неподдельный ужас.

— Мам, не бойся, это фамильяр вот этой прелестной юной леди, — с кривой усмешкой парировал молодой боярин. — Девочка — магичка, и ее, по велению отца, подобрали на улице для Михаила.

— Замолчи! — взвизгнула Софья, едва сдерживая гнев.

— А как по мне, Петр принял весьма мудрое решение, — ехидно вставила старшая из женщин.

— Надежда!.. Да как ты смеешь! — воскликнула голубоглазая, судорожно глотая воздух. — Вы все заодно, чтобы поиздеваться надо мной…

— А ну цыц! — прогремел голос главы семейства, вошедшего в комнату, и хрустальные подвески люстры отозвались мелодичным перезвоном. — Раскудахтались, как клуши на насесте.

— Петр… Я не понимаю, — пролепетала Софья, переходя на жалобный, вкрадчивый тон. — Яромир говорит о такой нелепице, будто эта девочка — невеста Михаила, и будто это твое решение.

По его елейному голосу я поняла: она исподтишка пакостит сыну Надежды. Куда я попала… Змеиное гнездо…

— Все верно Яромир сказал, — отрезал Емельянович. — Решение мое нерушимо. Радоваться должна, дуреха, — промурлыкал он, бросив на нее взгляд, полный хищной нежности. — Сама княжна перед тобой, пусть и измазанная грязью. Отмоете, накормите, женским теплом обогреете, а это девочкам нужнее злата. Лучшей невестки тебе вовек не сыскать.

— Да как… Княжна… Это что, шутка? — пролепетала она, теряя дар речи.

— Самая настоящая Распутина Екатерина Михайловна, — с неприкрытой гордостью выдохнул барон.

И тут нервы Софьи, натянутые до предела, лопнули. Она обмякла и рухнула на пол, словно подкошенная, теряя сознание в зловещей тишине комнаты. Надежда, сбросив с себя оцепенение, метнулась к ней, бросив мужу укоризненный взгляд, полный невысказанных обвинений.

— Петр… Нельзя же так… Ты же знаешь, какая у нее хрупкая натура.

— А что мне прикажешь? Каждое слово шоколадом вымазывать? — огрызнулся он, раздраженный до глубины души. — Глупая женщина и представить себе не может, какая участь ее ждет. Яким! — рявкнул он, и словно тень из ниоткуда возник слуга, застыв в ожидании. — Целителя к Софье пошли, да поживее! Что с девкой делать, наверняка слышал. И Глашку к ней приставь, чтоб присмотрела.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — ответил Яким ровным голосом, словно всю жизнь только и делал, что исполнял подобные приказы, и тут же бесшумно исчез, растворившись в полумраке комнаты.

Минутой позже возник мужчина средних лет, худощавый, но с лицом, излучавшим добродушие. Он легко провел руками над распростертой на полу женщиной, и та тут же распахнула глаза. Взгляд ее, еще затуманенный, скользнул по лицам присутствующих, задержался на мне. Софья вздрогнула, и по щекам ее покатились слезы.

— Софья, глупенькая, — ласково проворковал Емельянович. — Ты же ничего не понимаешь! Твой сын княжичем будет! Всем соседям на зависть! А ты при нем — в своем доме, равноправной хозяйкой! Радоваться должна.

Софья, казалось, не ощутила ни грамма радости от этих слов. Поднявшись с пола, она закрыла лицо руками и выбежала прочь. В дверях тут же возникло другое лицо — зеленоглазое, девичье, усыпанное веснушками, с дерзко вздернутым носиком. Стройная, рыжеволосая девушка лет восемнадцати нерешительно переминалась с ноги на ногу, оглядывая меня с любопытством. Я же, в свою очередь, уже догадывалась, что это и есть служанка, приставленная ко мне. В голове еще теплилась мысль продолжить комедию, но, почуяв исходящий от меня зловонный дух, я смирилась с перспективой мытья и переодевания.

— Яким, — позвал барон слугу, — отправь Машку и Лину приготовить малые покои для Катерины, те, что Алена занимала прежде. — В его голосе звучала властность, и я поняла: у меня будет своя комната. — И вещи поищи детские, наверняка в сундуках на чердаке пылятся. Пусть княжна поначалу в поношенном походит, а там видно будет, — донеслись слова Петра Емельяновича, когда Яромир вынес меня из комнаты.

Глафира драила меня с усердием, граничащим с фанатизмом, я опасалась, как бы она не содрала мне кожу до костей. Дважды сменив воду, служанка, наконец, оставила меня нежиться в третьей купели, увенчанной шапкой пены. Сладкая истома разлилась по телу, и я, блаженно сомкнув веки, ощутила, как каждая пора жадно вдыхает свежесть. Идиллия была грубо нарушена — дверь распахнулась, впуская в ванную комнату юношу, сложенного богатырски. Из пены торчала одна лишь моя голова, так что приличия вроде бы не нарушены, но я все равно нахмурилась, скорчив недовольную гримасу, готовясь разразиться плачем.

— Михаил! — всполошилась Глафира, метая встревоженные взгляды между юношей и мной. — Ты ее напугаешь, она же голосить начнет!

— Не утерпел, — пробасил он ломающимся голосом. — До смерти любопытно стало на невесту поглядеть. Не понимаю, чего мамка расстроилась! Представляешь, Глаша, я князем стану! Особняк у меня будет. Обязательно тебя заберу,