Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева Страница 8

Сильно расслабляться не получалось: когда мы проезжали место, где городские воины перебили орков, напряглась не только я, но и эльфы. Они озабоченно переговаривались, и я поняла, что слово «Урх» — это название орков на синдарине и что они опасаются нападения. Дальше передвигались быстрой рысью, молча, и Леголас держал лук в руках. Через несколько часов лес кончился, и началась степь со вкраплениями редких рощиц. Было ещё светло, когда Ганконер приостановился и решительно указал на видневшуюся немного левее рощицу на небольшом холме. Мы весьма целеустремлённо на этот холм поднялись и обнаружили в центре рощи несколько камней, похожих на выпирающие из земли клыки, с кострищем между ними. Ганконер соскочил с коня, обошёл поляну и утвердительно кивнул Леголасу. Когда я поняла, что здесь мы будем ночевать, облегчённо перекинула ногу через круп лошадки и скользнула вниз, едва не упав, — онемевшие от непривычного напряжения ноги подламывались. Хотела помочь, чем смогу, но поняла, что могу только лечь. Впрочем, от меня ничего и не требовали.

Леголас занялся лошадьми: моментально освободил их от скудной сбруи и мешков, обтёр тряпочкой и нацепил на морды торбы с овсом. Не привязывал, видно, у эльфов лошадки не убегают. Осматривая спину моей лошади, взглянул на меня с одобрением: мне удалось не покалечить животное. Другой вопрос, что чувствовала я себя деревянной, и всё болело.

Ганконер был занят иным: вдумчиво, с наговорами отсыпал круг вокруг кострища каким-то порошком.

Костёр Леголас развёл из сушняка, натаскав его из рощицы: много, на всю ночь. Сходил с котелком к ручейку и поставил воду греться, после чего дошла очередь и до меня. Я же за это время только в кустики сходила. Прислушиваясь к себе, с удивлением поняла, что бёдра болят, но не натёрты, и лошадиным потом одежда совершенно не пахнет. Всё-таки, высокие технологии производства тканей у эльфов: не мнётся, не пачкается, не вбирает запахи; греет и защищает. Поздняя осень, а у меня за день замёрзли только нос и руки. Решила, что достаточно здорова и в помощи не нуждаюсь, но Леголас спокойно настоял, чтобы я легла на расстеленное одеяло с наваленным под него лапником, и начал гладить мне ноги, разминая их и поднимаясь всё выше. Хорошо хоть через одежду; но всё равно смутительно. Ладони его были теплы и ласковы, и жар пронизывал мышцы в месте прикосновений. Боль и окостенение прошли, как и не было их, и я обрела интерес к жизни, в частности, к еде. Из еды был отвар подмёрзших ягод шиповника с какими-то ещё травками и лембасы. Наконец-то попробую знаменитый хлеб эльфов! Какое событие! Как говорится: «Алиса, это — пудинг! Пудинг, это — Алиса!». Я с трепетом приняла из рук эльфа сакральную еду, развернула листья и укусила. Ну что: сухарь сухарём. Что ж, видно, как сказочную прекрасную еду это воспринимали люди, покинувшие чертоги эльфов ради выполнения миссии, и в безнадёжном страшном путешествии сухарики были напоминанием о том, что есть в жизни свет и красота. Понимаю.

Но также я поняла и то, что сосиськи с маянезиком, эта пища богов, остались в прошлой жизни, и немного скорбела по этому поводу, запивая сухарик кипяточком с травками.

Смеркалось. Ганконер есть не стал, и, закончив отсыпание круга вокруг нас с Леголасом, сам в круг не вошёл. Сел, привалившись спиной к каменному клыку, и надел на глаза чёрную глухую повязку. После чего достал из мешка короткую трубку, на ощупь набил её непонятной волокнистой субстанцией и, опять же, непонятно как, но она затлела. Удивилась: эльфы же, как я читала, не курят и плохо переносят табачный дым. Впрочем, когда Ганконер затянулся, я принюхалась и поняла, что пахнет отнюдь не табаком, а потом и испугалась: вся его фигура потемнела; он почти слился со скалой, и только тлеющий огонёк трубки освещал красноватым тревожным светом отчуждённое лицо, как я понимала, великого эльфийского шамана. Испугалась ещё больше, когда от него начали расползаться чёрные тягучие тени. Начала в них вглядываться: услышала неприятные потусторонние шепотки, становящиеся всё громче, и тут же очнулась от того, что Леголас встряхнул меня за плечо. Он что-то успокаивающе говорил: я поняла, что шаманство не причинит нам вреда, но вглядываться и вслушиваться не надо, а надо лечь и поспать.

Было очень страшно и одиноко, и я подвинулась поближе к эльфу, облегчённо вздохнув, когда он обнял меня. Мы ещё посидели у костра, смотрели на огонь, отвернувшись от шамана, а потом Леголас лёг и потянул меня к себе, заворачиваясь во второе одеяло. Как-то так сложилось, что я люблю прикосновения к себе только в двух случаях, полностью отражённых в анекдоте: «Если вы ко мне прикасаетесь — или у нас секс, или вы кот. Во всех остальных случаях не трогайте меня, пожалуйста». При всём восхищении принцем, мне и в голову не приходило, что мы можем быть близки таким образом — мы же совсем разные, как можно даже думать об этом! Но тепла очень хотелось, и, я полагала, что эльф, высоко ценящий личное пространство, может быть, гораздо более, чем я, тоже мёрзнет или в доброте своей хочет погреть и утешить меня, и прилегла рядом. Проваливалась в сон, благостно жмурясь на огонь и думая, что прикосновения эльфов легки и необидны, и ощущаются, как шёлк, как сталь, как солнечный жар.

6. Дурочка с маком

я слишком много повидала,

чтоб близко к сердцу принимать развод,

потерю сбережений

и даже собственную смерть ©

«Глупую до невозможности девочку посыпать маком и пообещать ей всё, что захочет. Съесть счастливую» © Григорий Бенционович Остер. «Книга o вкусной и здоровой пище людоеда».

Муж бывший, пущай ему не икается, оченно любил выезжать на природу с клубом «4×4», джиперами то бишь, и езда эта не прекращалась в течение всего года — и по морозу, и по грязям, и по хлябям. Ради них-то всё и затевалось. А ночёвки в лесу начинались с конца апреля. Хорошо помню, как первого мая ночью так и не смогла уснуть от холода в палатке, а идти к костру, у которого мужики травили байки — не хотела. Да, муж был наивен, близорук и чёрств, а я скрытна и застенчива, да ещё и росла-росла и выросла, и