Клеймо Солнца (СИ) - Анна Пауль Страница 8

Она с любопытством смотрит на меня, и я понимаю, что мне одной только робкой улыбкой не обойтись. Но и развивать тему не хочется: стоит вспомнить о целительстве, как я начинаю думать о том, куда направлюсь после этого разговора, а эти мысли вновь заставляют моё сердце ускоряться.

— А как вы добиваетесь того, что сады и огороды часто приносят урожай?

Если Мелисса и замечает, как нелепо я пытаюсь поменять тему, то во всяком случае не подаёт виду.

— Раз в несколько месяцев — не так-то часто для большого поселения, — мягко поправляет меня девушка, а потом отвечает на вопрос: — Наши инсигнии светятся особым светом, который влияет на рост. Если нужно больше времени, то есть другое решение. Мы используем специальные лампы, которые устанавливаем рядом с растениями. Хочешь увидеть?

Энергосберегающие лампы…

Нона говорила это слово, но совсем в другом контексте. Вспомнив о нём, я недовольно морщусь, и Мелисса неправильно понимает меня.

— Тебе наверняка нужно идти, да и не очень интересно, наверное, — сбивчиво говорит девушка, а я спешу её заверить:

— Нет! Что ты! Очень интересно! Я просто не представляю, почему до сих пор не интересовалась, как всё это работает. — В глазах Мелиссы отражается сомнение, но только до того момента, как я добавляю: — Ведь наши занятия так похожи, — и девушка расплывается в широкой искренней улыбке.

Мы останавливаемся перед следующей калиткой. За ограждением — овощные грядки. Я могу определить только некоторые культуры: мои любимые помидоры, морковь, перец… Но видов овощей гораздо больше.

Мелисса открывает дверцу, и мы проходим дальше.

— Видишь их? — она указывает на лампы, которые установлены возле некоторых секторов.

«Неужели Нона говорила о таких же?» — мелькает в моей голове тревожная мысль, и чтобы от неё избавиться, я спрашиваю:

— Как это работает?

— Растения поглощают значительную часть спектра солнечного света, — объясняет Мелисса, наклоняясь к грядкам, нежно поглаживая стебли растений и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, присматриваясь к листьям и цветкам. — Но наилучший фотосинтез наблюдается при облучении красным и синим. Именно эта область наиболее сильно поглощается хлорофиллом. В солнечном свете больше половины видимого спектра — зелёная составляющая.

Девушка поднимается, достаёт из корзинки, которая стоит возле каждого сектора, мотыжку, совок и полольник и с воодушевлением принимается за работу. Её руки утопают в зелени, и я, как ни вытягиваю шею, не вижу, что за таинство там происходит.

— Красный помогает корневой системе, цветению и созреванию плодов, влияет на светолюбивость или теневыносливость, — рассказывает Мелисса, не отвлекаясь от своего дела. — Но, если использовать только красный свет, растения будут высокими и тонкими.

Девушка поднимается и осматривает грядку с разных сторон, придирчиво оценивая собственную работу.

— Синий увеличивает зелёную массу, скорость роста и размер листьев, — говорит она, поднимая на меня взгляд. — Однако если синего слишком много, растения будут короткими и коренастыми, с толстыми стеблями и тёмно-зелёными листьями. Цвести они будут очень плохо. Кстати, о цветах, — Мелисса складывает принадлежности обратно в корзинку, а взамен берёт короткий нож. — Соберём букет для ценакула, пускай поставят на столы к ужину.

Мы подходим к клумбе в центре дворика, на которой растут самые разные цветы. Я не слишком в них разбираюсь, поэтому могла бы назвать только белые с фиолетовыми краями эустомы, цинии, словно сотканные из тёмного бархата, и изящные каллы светлых оттенков.

— От цветка к человеку. От человека — к земле, — произносит Мелисса, осторожно срезая цветы. — От пылинки к Вселенной. Благодарю за твой дар и верую в скорое Исцеление.

Кожа девушки немного светится, не так ярко, как во время молитвы, но инсигнии, выглядывающие из-под одежды, мерцают и переливаются насыщенными оттенками.

Я знаю, что девушка отдаёт энергию, выработанную ранее — во время молитвы, и уже завтра на месте срезанных вырастут новые цветы. Но всё равно при виде того, как на конце стебля появляется сок, в груди болезненно ноет…

— Разве мы не наносим им вред? — неуверенно интересуюсь я.

Кожа девушки больше не светится, и Мелисса, передаёт мне цветы и, убирая нож, поднимает на меня глаза.

— По неосторожности делаем это едва ли не каждый день. Приносим вред всей природе.

Она замолкает на несколько секунд, а я поражаюсь тому, как её слова вызвали во мне непредвиденный протест. «Приносим вред всей природе»?! Что это значит?!

— Мы также намеренно пользуемся её дарами, — продолжает садовница, как ни в чём ни бывало. — Как я сейчас. Однако стараемся жить в гармонии с ней и всегда даём что-то взамен.

После её предыдущих слов эти не кажутся убедительными, и неприятное чувство уже поселилось в груди, вынуждая меня бороться с желанием начать спор.

— Да и вообще, — добавляет девушка, пока я продолжаю сжимать в руках букет и стараясь сдержать необдуманные порывы. — Тебе ли волноваться об этом?! Ты приносишь исцеления больше, чем кто-либо.

Серьёзный тон, с которым Мелисса произносит эти слова, отвлекают меня от всего, и я вскидываю на девушку удивлённый взгляд. Она вдруг выглядит растерянной, на щеках выступает румянец, но девушка, преодолевая неловкость, решительно касается моей руки ладонью.

— Я знаю, что мне не стоит это говорить, — произносит она так тихо, что мне приходится прислушиваться, хотя мы находимся всего в нескольких шагах друг от друга. — Однако ты способна на большее, чем исцелять животных. Я не прошу тебя выращивать цветы и деревья, но догадываюсь, что ты можешь быть полезна и в другом. И я прошу тебя хотя бы подумать…

Лихорадочный взгляд девушки шарит по моему лицу, пальцы едва не до боли вцепляются в мою руку, и я запоздало отшатываюсь, застигнутая врасплох страстностью её речей и возмущённая словами.

— Я ни в коем случае не хочу обидеть тебя или поставить под сомнение решения авгуров…

У меня закрадывается смутное подозрение, которое с каждым издаваемым садовницей звуком быстро перерастает в убеждённость, а вслед за ней на меня обрушивается осознание того, как именно она уязвляет и оскорбляет меня…

— … но мне кажется, ты догадываешься, о чём