История грешников - Мелли Т. Толлэм Страница 7

Двери Кембриэля были широко открыты для любого, кто хотел помочь в их бедственном положении.

Волчья улыбка расползлась по моему лицу, когда я смял записку в кулаке.

Я предвкушал встречу со своей парой, и как можно скорее.

Я едва мог дождаться.

Глава 4

Далия

Меня оставили умирать. Забыли.

Темнота заполнила мое зрение, и мои попытки вглядеться в тусклый подуровень подземелья, чтобы увидеть что-нибудь, хоть что-нибудь, оказались бесплодными. Факелы давным-давно погасли, поскольку, казалось, целую вечность ни одна живая душа не потрудилась войти на этот уровень подземелья. Я бы все отдала за толику тепла. Или еды. Света.

Визиты Редмонда стали редкостью, но мне снились ночи, когда он пробирался ко мне тайком, принося корзинку с едой или чашку воды. Он отсутствовал какое-то время, и я не осмеливалась задуматься почему. Мысль о том, что с ним что-то случилось из-за моих ошибок, была невыносима.

Минуты складывались в часы, часы — в дни, затем — в недели. Время было невозможно сосчитать, и я давно отказалась от попытки выдалбливать царапины на стене. Не было смысла притворяться, что наступит новое завтра.

Я приближалась к концу.

В животе у меня заурчало, сигнализируя о сильном голоде, который никогда не прекращался, и я напряженно прислушивалась к скребущим звукам любых находящихся поблизости тварей. Моя судьба зависела исключительно от случайно пробежавшей крысы или от медленного стекания воды по стене камеры, но и то, и другое кануло в лету. Популяция грызунов, которая когда-то была огромной, сошла на нет благодаря моему голоду.

Я прижала язык к стене и провела им по покрытому грязью камню, ища хотя бы каплю воды, которая могла бы утолить мою жажду. Грязь и пыль заполнили мой рот, и я ударила кулаком по холодному твердому камню. Ничего.

Журчание воды, которое когда-то сводило меня с ума, было моим последним шансом на выживание, подарком надежды, которая теперь перестала существовать.

Так же, как и я.

Мое тело рухнуло, слишком слабое и измученное, чтобы продолжать или искать что-то, что могло бы поддержать меня. Больше не было смысла пытаться. Меня бросили умирать с голоду. Бросили. Бросили умирать.

Я прищурила глаза и вгляделась в темноту, ища какое-нибудь чудо, которого не существовало. Тишина сводила с ума, и законное возмущение, надежда и слепой оптимизм, которые когда-то были на поле боя, полностью исчезли.

Когда меня впервые заперли, я не думала, что это продлится слишком долго. Эйден простил бы меня. Он увидит, что его гнев был необоснованным, что мое предательство было необходимым, но простительным.

По прошествии времени я поняла, что это не так. Во мне пронеслись все эмоции — оптимизм, сожаление, уныние и раскаленная добела ярость, такая неистовая, что расплавила бы стены подземелья, если бы у меня только была моя магия. Затем я впала в отчаяние, прося и умоляя о спасителе, который так и не появился. Я кричала и рыдала, все это целиком поглотила пустота, окружавшая меня.

Я бы отдала что угодно в обмен на свою свободу. Я бы сделала что угодно.

Час за часом я пыталась позвать на помощь, но никто не слушал.

Я умоляла дать мне поесть, но слова мольбы не были услышаны. И вот, однажды, я обнаружила, что прошу, молюсь о моем последнем и единственном шансе, от Малахии.

Пришло время попробовать еще раз, предпринять свою последнюю попытку выжить.

— Малахия, — закричала я. — Малахия, пожалуйста. Пожалуйста, спаси меня.

За моими словами последовала тишина, и на меня снова обрушилась безнадежность. Стыд наполнил меня за то, что я позвала своего мучителя, но мысль о нем становилась все привлекательнее с каждым урчанием в животе, каждым слоем жажды, каждой ослабевшей мышцей.

Он не всегда был бунтарем. Когда-то он был моим лучшим другом. Моим братом.

Я знала, что он слышал мои крики. Я знала, что он слышал. Малахия всегда знал все.

Я прищурилась в темноту, ища, всегда ища — но снова ответом было только бесконечное пространство небытия. Мрачный смех вырвался из моего горла, когда я рухнула у стены, истерический смех сотрясал мое тело.

Я сошла с ума.

Если бы я только могла вернуться в прошлое. Я бы никогда не связалась с Эйденом. Я бы убила женщин ордена прежде, чем они произнесли хоть одно заклинание. Я бы ушла в Страну Фейри с Райкеном, как бы сильно я его тогда ни ненавидела.

Страна Фейри было лучше, чем здесь. Где угодно было лучше, чем здесь.

Как я тосковала по более простым временам. Было так много вещей, которые я могла бы сделать по-другому, но было слишком поздно.

Внутри меня кричало то мое прошлое «я». Она считала себя такой умной, передвигала фигуры по доске, как будто играла в шахматы, но никогда не переставала думать о том, что действия имеют последствия. Что, возможно, на самом деле она не была такой умной. В то время как здесь намерения почти всегда были чистыми, средства для их осуществления таковыми не являлись.

Ложь. Обман. Убийство.

Я не могла чувствовать себя дальше от своих собственных действий, чем сейчас. Та старая версия меня была всего лишь отдаленным фрагментом моего воображения.

Кончики моих пальцев прошлись по грязному полу, пока мои сожаления мелькали перед глазами, и я пришла к одному выводу: возможно, я заслужила это.

Я прислонилась к стене и закрыла глаза, расслабляясь, не заботясь о том, вызовет ли это действие сон или смерть.

В любом случае, это означало покой.

Я бы все отдала за крохотный покой.

Я вдохнула знакомый сладкий воздух, наполнявший мир моих грез, и вздохнула. Ослепительно яркое голубое небо, заполненное большим желтым солнцем, нависло над моей головой, когда я шла по полям. Мои пальцы скользили по верхушкам цветов, пока я искала то золотое дерево повсюду.

Ага. Вот оно — дерево из золота. Золотой ствол, листья-бабочки и идеальное золотое углубление. В котором можно было устроиться. Я подбежала к нему и опустилась в эту нишу, уткнувшись в неё всем телом, и лёгкий ветерок ласково коснулся моей кожи. Здесь я всегда могла думать ясно, хоть и не имела ни малейшего понятия, где именно находилось это «здесь».

Это был неземной по красоте мир, совсем не похожий на тьму и пустоту подземелья. В воздухе витала тишина, умиротворение,