Имя Кати - Павел Николаевич Губарев Страница 7

На кровати сидел игрушечный мишка с бежевым бантом на шее.

«Вот!» — подумала Катя.

Мишутка был бракованным. Правый глаз пришили неаккуратно: он косил вниз и в сторону, отчего у зверушки был странный, немного растерянный взгляд. Катя когда-то заприметила его на витрине в салоне связи, куда они зашли с мамой. Кто-то расставил игрушки на полках с электроникой, чтобы оживить продажи. Катя сказала маме, что этого мишку нужно непременно купить.

— Но он же какой-то… — сказала мама. — Да ещё и так дорого стоит.

— Но ведь его же больше никто не купит. Значит, его выбросят на помойку. Мы должны его спасти.

Мама удивлённо подняла брови, но не стала возражать. И Мишутка поселился у них.

«Будь как Мишутка, Катя! — подумала Катя. — Помни, ты уникальная, а не идеальная. И попадись кому-нибудь на глаза уже!».

«Этим я и займусь», — сказала она себе.

Они собрались ехать в библиотеку, что лежала вне двух восьмёрок маршрута от дома к офису, от офиса домой, из дома в школу и из школы домой.

Катя посмотрела в зеркало, подняла руки, чтобы распустить хвостики и сделать менее легкомысленную причёску, но замерла.

Уникальная, а не идеальная.

Хлопнула входная дверь: пришёл неуникальный и неидеальный брат.

— Катькин, дома? — спросил он. — Ну что, правда хочешь ехать?

На встречу никто не пришёл. Кто бы ни хотел произвести впечатление на девочку, назначив разговор в модном месте, он пренебрёг обещанием. Катя зря прихорашивалась, Ани зря нервничал. Оба зря ехали в центр с окраины. Катя кусала губы и материлась — неслышно, под нос. Каким-то образом Ани сумел отстоять это правило: никакой нецензурной брани. Катя то ли слушалась, то ли считала ругань не подходящей к образу молодой актрисы.

Они бродили по библиотеке. Катя украдкой изучала посетителей и посыльных роботов. На фоне корешков настоящих книг все смотрелись солидно и деловито, словно актёры в историческом фильме. Что-то притягательное было в идее слов, напечатанных на тонких листах, сшитых и превращённых в кирпичик повести. Будто история решила материализоваться, занять часть пространства и вытеснить из помещения немного воздуха, отстаивая своё жизненное пространство.

Ани заметил, что в библиотеке трётся мужчина непонятного возраста с длинными волосами цвета чесночной шелухи и осторожно вопрошающим взглядом подпольного дилера рецептурных лекарств. Он посмотрел на Ани, но тот быстро отвёл глаза и стал пристально изучать бумажные книги, вполголоса размышляя о том, что печатать буквы на срубленных и перемолотых в кашицу деревьях — варварство.

— Таким же образом можно было сохранить традицию писать на телячьей коже, правда?

— Кожа дорогая.

— Деревья тоже. Сколько деревьев у нас в городе? Пятнадцать?

— Шестнадцать. Ты тоже дерево. У тебя нет мыслей и чувств.

— Зато у меня есть талантливая сестра.

— Да.

— Которая умеет программировать. Она будет работать и делать карьеру, правда? Потому что у неё очень, очень хорошо получается программировать.

— У меня всё хорошо получается. Идём!

Они вышли на улицу. Ани почувствовал облегчение. Асфальт и гарь, поток прохожих. Простая цель — влиться в поток, спуститься в метро, следовать указателям. Проще, чем управлять живым человеком. Ани любил улицы. Может, если бы на улицах всё ещё росли деревья, он любил бы их ещё больше.

— Мы сюда ещё вернёмся, — сказала Катя. — Кажется, я что-то заметила.

— Что?

Она сама не понимала, что именно. И решила об этом не думать, а просто легла спать.

Ани не стал ложиться: он сел на кухне с планшетом, закрыл дверь, налил чаю и добавил таблетку подсластителя. Таблетка упала на дно, и Ани стал нетерпеливо тыкать в неё чайной ложечкой. Когда таблетка растворилась, он кинул ещё одну и тоже задумчиво потыкал. Встал из-за стола, приготовил ещё чашку и насыпал туда две ложки сахара. Поставил стаканы рядом и долго переводил взгляд с одного на другой, как будто один из них был подозреваемым в преступлении, а другой — случайным прохожим.

Сахарозаменитель — это синтетическая молекула. Структура из атомов, которая не встречается в природе. Химера — лев с крыльями орла и ногами зебры. Сладкая, но не дающая энергии. Химический обман, галлюцинация в баночке.

Ани ощутил ни на что не похожее чувство, когда тебе вдруг пригодилось что-то из школьной программы. Или ещё нет, но вот-вот.

Ани взял в руки планшет, порылся в контактах и написал:

«Привет! Извини, что поздно. У меня вопрос по твоей специальности».

«О, привет, — ответили ему, — звони, конечно!»

Ани лёг спать только через час. Он лежал, пытаясь отключиться, считал вдохи и выдохи, но в голову упрямо лез разговор. Ани представлял, как выметает слова из головы, будто крошки из постели, но чёрта с два: крохотные и острые, они снова впивались в мозг.

Через сорок минут он вздохнул, встал и подошёл к окну. Многоэтажки, провода, столбы, покрытые желтеющим плющом. Обязательно горит какое-нибудь окно: ни одна многоэтажка не может уснуть полностью — кто-то мается на кухне. Как вообще можно крепко спать в большом городе, когда за окном что-то отравляет темноту сизым, как бессонница, светом? Никак.

Без таблеток — никак.

Ани сердито помотал головой и запретил себе думать о транквилизаторах. Лёг в постель, мысленно вымел крошки разговора из головы, закрыл глаза и стал считать вдохи.

Через триста двадцать вдохов (а может, и триста сорок — он постоянно сбивался) Ани встал, открыл комод, достал баночку-диспенсер, положил таблетку под язык, ощутил пузырьки и кислинку. Он почувствовал, как его мозг погружается — словно в тёплую воду — в покой и стыд одновременно. Покой — потому что начал действовать транквилизатор. Стыд — потому что Ани запрещал себе принимать транквилизаторы, но принимал.

Уже двадцать седьмой вечер подряд.

Во сне Кате пришёл ответ: в библиотеке она узнала человека. Точнее, взгляд. То ли испуганный, то ли обиженный, как у кота, выскочившего из-под машины. Катя знала этого паренька. Он учился в параллельном классе и был не из тех, кто читает книги. Он тоже кого-то ждал в библиотеке. Это точно.

Не вставая с постели, Катя ткнулась в планшет.

— Оль? Помнишь такого? Ну такого, который смотрит вечно как этот. А, поняла, да? Как его? А почему так? А как на самом деле? Ладно, пока!

Мальчика звали Плёнкой. Конечно, у него было