Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 69

— Ты ли Устинья Заболоцкая.

— Я, государыня.

— Знаешь меня?

— Кто ж тебя в Ладоге не знает, государыня? Ты всем ведома.

Говорила Устя ровно. А внутри все жгутами скручивалось.

Ты!!!

Ты, гадина!!!

Ты ЕГО убила, ты меня убила, ты сына своего на трон посадить хотела, все ты…

Получила ты власть⁈ А не получилось поцарствовать всласть! И десяти лет не прошло со свадьбы нашей, как ушла ты в могилу, и жалко мне тебя не было. Федька, помнится, тогда слезами уливался. Рыдал-горевал, чуть не месяц горе вином зеленым заливал. А я радовалась.

Злорадствовала, ходила мрачная, а когда одна оставалась, вспоминала, что нет тебя — и торжествовала! Хоть так!

Хоть это!

Царица же мыслей услышать не могла. Просто смотрела.

Вот, стоит перед ней девица. Спокойная, явно о чем-то своем думает, на роспись потолочную смотрит. И не боится ничуточки.

— Что ведома, хорошо. А не догадываешься ли, боярышня, к чему я тебя сюда позвала?

— Мне боярин Раенский уже все объяснил, государыня.

— А сама ты что скажешь? Хочешь за моего сына замуж?

Устя кривить душой не стала.

— Не хочу, государыня.

Удивить царицу ей удалось, Любава аж рот разинула.

— Нет⁈ Царевич он! Не конюх какой!

— Понимаю, государыня.

— Хммм. Не хочешь ты за него замуж. А пойдешь, коли прикажут?

— У девки выбора нет, кого отец укажет, за того и пойду, — отозвалась Устинья так же ровно.

Любава задумчиво кивнула.

— Не люб тебе мой сын.

— Не люб, государыня.

— Почему?

Как на такое ответить? Потому что дрянь он, хоть и царевич? И Россу кровью зальет, и меня казнит, и знаю я, чем то супружество закончится?

Так-то и не ответишь. Пришлось снова солгать — не солгав.

— Государыня, я твоего сына пару раз в жизни и видела. Один раз говорила. Когда тут полюбить?

Объяснение Любаву успокоило. Так-то понятно, просто рассудительная девушка попалась, не мечтает понапрасну. А все-таки…

— Ты ведь на отбор приглашена будешь. Коли Федя тебя выберет, что скажешь? Чем ответишь?

— Мне ведь никто не позволит отказаться, государыня. К чему меня спрашивать, когда за меня все отец решит?

— Умна ты, Устинья. А все же, коли замуж за Феденьку выйдешь, не хотелось бы мне меж нами разлада.

Устя только плечами пожала.

— Какой меж нами разлад может быть, государыня? Кто ты, а кто я? Думать о таком — и то смешно.

— Говорят, ночная кукушка дневную перекукует.

— Говорят, государыня. Только как я тебе ответить могу? Клятвы давать? Что я сказать должна, чтобы ты мне поверила?

— И то верно. Ничего ты не скажешь.

— А что скажу, в то уже ты не поверишь, государыня. Важнее тебя у царевича никого нет. На ком бы он ни женился, а к тебе прислушиваться будет. Ежели кто между вами раздор творить посмеет, ты не стерпишь. Я же с тобой воевать не стану, потому как это понимаю.

— Понимаешь ты много. Не слишком ли многое?

— Я, государыня, лучше промолчу лишний раз. И сейчас бы смолчала, да выхода нет.

Любава Никодимовна в задумчивости зарукавье повертела, на игру камней драгоценных полюбовалась.

— Хотела я на свои вопросы ответ получить. А получила только больше вопросов.

Устинья вновь промолчала. Ее ж не спрашивали, а чего там и кто хотел — не ее печаль.

— Значит, воевать со мной не будешь. И Федю от меня не оторвешь. Что ж. Хорошо. Услышала я тебя. Иди, Устинья Алексеевна.

Устя поклонилась, да и пошла. А чего ей стоять? Скоро уж и служба закончится…

Показалось ей — или что-то металлическое за спиной зазвенело, по полу покатилось?

Показалось…

* * *

Не успела Устинья уйти, как к царице Варвара сунулась.

— Водички, матушка царица?

Воду царица выпила в три глотка. А кубок что есть сил о пол шваркнула. Зазвенел, покатился, даже сплющился чуточку.

— Стерва!!!

— Государыня?

— Ох и девку себе Фёдор отыскал! НапАсть на мою голову! Вот что, Варька, позови Платошу вечером. Думать с ним будем. Поняла?

— Да, государыня.

— А как поняла — пошла отсюда!

Варвара из комнаты вылетела опрометью. А царица руки стиснула.

Хорошо это или плохо — умная жена у Фёдора? Кто ж знает…

Фёдору, может, и хорошо будет. А ей — точно плохо.

Надо, надо с этим что-то делать. Вот и поговорит она о том с Платошей.

* * *

Всю дорогу до дома боярыня молчала. Уже потом Устинью к себе позвала. Не хотела, чтобы Аксинья и Дарёна слышали. Ни к чему им такое…

— Устя, что от тебя государыня хотела?

— Того же, матушка, что и боярин Раенский от батюшки. Приглядеться, примериться.

— Ох, Устенька.

И такой потерянный вид был у боярыни.

— Маменька, ты ведь не хочешь, чтобы я во дворец шла? Замуж за царевича выходила. Верно?

Боярыня только вздохнула.

— Не хочу, Устенька. Не при батюшке твоем будь сказано, не хочу.

— Почему, маменька?

— Не первый это отбор на моей памяти. Помню я, как невесту для царевича Бориса выбирали.

— Маменька, так давно уж было…

— Давно, да не забылось. Я тогда уж и замужем была, и непраздна, а вот сестра моя младшая на отбор пошла. Правда, не ее выбрали, ее подругу.

Боярыня замолчала. Смотрела в стену, а видела там не роспись с цветами и птицами, а что-то горькое, тоскливое…

— Маменька? — осторожно подтолкнула Устя.

— Яд царевичевой избраннице подсыпали. Чудо спасло… сестра моя младшая там оказалась. Да яд ненароком и отведала. Спасти не успели, — глухо вымолвила боярыня. — Дружили они, вот и угостились девушки фруктами заморскими, диковинными. Сестричка первая съела, да и упала…

— Матушка, — Устя плюнула на все, да и обняла боярыню покрепче, прижимаясь к матери, прогоняя своим теплом стылый призрак былой горести. Разгоняя тоску, отводя боль. — Не бойся за меня. Не хочу я невестой царевичевой быть, все сделаю, чтобы не случиться тому.

— Страшно мне за тебя, Устенька. Очень страшно.

— И мне тоже страшно, маменька. Не хотела я этого, Бог видит. Но коли случилось, так до конца пойду.

— К власти?

— К счастью. Не нужна мне власть, мне любимый человек