Елена Литвиненко - Волчица советника Страница 6

— Что скажете, господин Кроу?

— Трактирщик не врал. — Чтобы занять дрожащие руки, юноша вертел толстую тетрадь школяра. — И остальные тоже. То, что Рейко называл жутью… Я до сих пор чувствую эти эманации. Они похожи на точки проклятия… Ну, знаете, есть места силы, а есть точки проклятия, — маг поспешно листал тетрадь. — Вот, я сейчас вам прочту…

— Господин Кроу, вы просто скажите — что это была за нежить, где найти и как убить.

— А это не нежить, — оторвался от конспектов юноша. — Это был человек.

Я попыталась перевернуться на бок и зашипела — волосы больно натянулись. Перекатилась обратно на спину и увидела Йарру — граф спал, намотав мою косу на кулак и уткнувшись в нее носом. Я затихла, боясь разбудить его.

Вот и закончилась моя свобода.

Я смахнула навернувшиеся слезы и зажмурилась, заставляя себя успокоиться. Все равно убегу! Хотя бы для того, чтобы иметь удовольствие просыпаться в одиночестве, а не вот так — с чужой рукой в волосах и ногой, закинутой мне на бедро.

Ягодицы саднили — Сибилл не стал убирать следы порки. В назидание, видимо. Спасибо, хоть побои наемников вылечил, раньше я у него мазь от ожогов неделями выпрашивала.

Раньше…

Все детство, с того самого дня, как Йарра обманом вывез меня из замка князя Луара, я носила браслеты, жжением ограничивающие мой дар. Или проклятие — как посмотреть. Я была счастливой обладательницей флера, возможности которого все еще познавала. Счастливой — в очень больших кавычках. Из-за флера меня трижды чуть не изнасиловали в детстве, из-за флера пощадили, когда я заколола напавшего на меня Стефана Виоре, старшего брата Йарры, из-за флера меня обучали шифрованию, фортификации, алхимии, языкам, Искусствам — чудный список для юной девушки, правда? — и именно из-за флера, будь он проклят, я оказалась в постели графа.

Мой дар позволял приручать диких животных, мое проклятие вызывало у людей расположение, приязнь, а еще — болезненную страсть. Как у Йарры, которого я случайно отравила флером, пытаясь усмирить мантикору. С той страшной ночи прошло больше пяти лет, но до последнего времени я считала графа кем-то вроде доброго заботливого дядюшки — он дарил мне сладости, игрушки, книги, прощал проказы, за которые Тим, старший брат, оборвал бы мне уши. А потом я выросла.

Ненавижу!

Граф зашевелился, его рука с моей косой поползла вверх, заставляя выгнуться, но нога, слава Светлым, соскользнула с бедер. Скрипнув зубами, я подалась вверх и вправо и застыла, как кролик перед удавом, наткнувшись на взгляд Йарры.

— Выспалась? — ровно спросил он.

— Да… Господин, я горничной была у леди Лойр, я клянусь! — сбивчиво заговорила я. — Честное слово, я не лгу! Я никогда, ни разу, ни с кем…

— Я знаю. — Йарра навис надо мной, опираясь на руку, и я, сглотнув, вжалась в матрас. Татуировка на груди графа спала, но я помнила, как мало времени нужно Волку, чтобы проявить себя. — Если ты еще раз сбежишь, я с тебя шкуру спущу, ты поняла меня, Лира?

Я кивнула.

— И не приведи боги, ты хоть раз, хоть с кем. Я предупредил… Болит что-нибудь?

— Нет…

Йарра отбросил одеяло, потянул бретели сорочки вниз; горячий рот прижался к моему плечу, будто пробуя кожу на вкус.

…Наверное, я должна быть благодарна Его Сиятельству — он прикрыл меня перед князем, простил побег, не прибил за жизнь в публичном доме и даже сейчас делает все, чтобы я получила толику удовольствия, хотя мог бы просто изнасиловать.

Благодарности не было.

Особого удовольствия, впрочем, тоже.

4

Портал открылся на плацу, и меня оглушили знакомые с детства звуки — звон оружия, лошадиное ржание, выкрики тренирующихся, брань капитанов, тонкий, на грани слуха, свист стрел и глухие удары арбалетных жал в деревянные мишени.

Сухой ветер бросил горсть пыли в лицо, закатное солнце ослепило лучами, отраженными от стекол замка, и на мгновение мне показалось, что я никуда не уезжала, что последние месяцы были сном — дурным сном, который наконец закончился. Вот сейчас я открою глаза и увижу Роха, потягивающего свой богомерзкий напиток из тонкой фарфоровой чашки, хмурящегося Тимара — я снова прогуляла уроки, удрав купаться, и Алана, огорченно разводящего руками, — он честно пытался меня прикрыть, но обдурить Учителя и Тима — это что-то из области нереального.

А потом наступила тишина, и наваждение схлынуло.

Первыми на наше появление среагировали лучники, ощетинились стрелами, но так же быстро убрали их, узнав графа. Вытянули вверх сжатые кулаки и стукнули себя по груди. За ними приветствие повторили арбалетчики, мечники, копейщики, вытянулся старый сержант, и только новички, которыми он командовал, продолжали форсировать полосу препятствий. Йарру любили. До недавнего времени я тоже входила в число его почитателей.

Я осторожно шевельнулась, намекая, что неплохо бы меня отпустить. Граф кивнул окружающим, крепко поцеловал меня в губы и исчез в телепорте.

— Я же говорил, не про твою честь девка, — услышала я тихий голос. Обернулась и узнала капитана Левайра. Рядом с ним стоял Висайр — тот самый светловолосый лучник, веселивший меня байками о Лизарии.

От понимающих взглядов солдат стало тошно. Казалось, каждый из них знал, что делал со мной Йарра. И этот демонстративный поцелуй графа… Он будто клеймо поставил. Меня аж затошнило от злости. Убила бы! Если б смогла…

— Ты, — указала я на наемника, шарящего по мне наглыми глазами.

Видимо, новенький, как и его приятель, отпустивший сальную шутку.

— Ты, — подозвала я этого паяца.

— Ты, — указательный палец уперся в грудь варварообразного, будто вчера из Степи, мужика. У меня отличный слух, и именно он спросил у стоящего рядом мечника: «Хозяйская шлюха?»

— Подойти! — рявкнула я. — Почему не в форме Йарры? Где нашивки?

— Приказа об их зачислении в гарнизон еще нет, госпожа Орейо, — подтвердил мои догадки Левайр.

— Вот как, — протянула я. — Проверочные бои были?

— Назначены на вечер.

Капитан ощутимо напрягся, и я его не разочаровала:

— Перенести на утро. Я сама с ними… поработаю.

Один из наемников хохотнул, повернувшись к солдатам, но смех его никто не поддержал.

Приятно, что меня помнят.

— Оружие возьмете свое… Можете возвращаться к тренировкам, — разрешила я остальным.

И все. Будто и не было насмешки и толики презрения на лицах, остались лишь почтение и настороженность, целительным бальзамом пролившиеся на израненное графом самолюбие.

А в окне библиотеки показалась знакомая рыжеволосая фигура.