По ту сторону тьмы - Р. С. Болдт Страница 50

Он опускает одну руку на мою талию, его мозолистые пальцы пробираются под подол майки, чтобы провести по коже чуть выше шортиков. Я ахаю, и он отпускает мой рот только для того, чтобы захватить мою нижнюю губу между зубами. Он слегка прикусывает ее, и, клянусь, я чувствую, как между бедер начинает тянуть от желания, а я еще больше намокаю.

Когда он освобождает немного пространства между нашими телами, отрывая свой рот от моего, я мгновенно огорчаюсь от потери. Прежде чем я успеваю податься к нему и вновь зацеловать его, он натягивает ткань маечки на моей груди. Соски упираются в хлопок, и он проводит большим пальцем по одной тугой вершине.

Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, отчего он издает низкий гортанный звук, прежде чем его вторая рука погружается внутрь свободных спальных шорт. Бронсон пальцами проводит по моему входу и стонет.

Его рот нависает над моим, и он хрипло выдыхает:

— Охренеть. Ты такая мокрая. — Он вводит в меня два пальца, и мой рот приоткрывается в беззвучном вздохе. — Эта сладкая киска молит о большем, чем просто пальцы и рот, не так ли?

Он захватывает зубами мою нижнюю губу, легонько оттягивая ее.

— Вперед же, рыжая. Прикоснись ко мне и выясни, что же ты со мной творишь.

Бронсон с отяжелевшими веками, на которого попадает лунный свет, проникающий на кухню, — это совсем другой мужчина, чем тот, которого я привыкла видеть. Даже по сравнению с тем днем на рынке.

Кожа на его лице напряжена, черты кажутся более резкими от возбуждения. Он вновь увлек меня, явив мне еще одну захватывающую грань его личности.

Моя рука движется прежде, чем я осознаю это, а его стон возвещает об этом действе.

Жесткость его члена, обтянутого брюками, вызывает во мне новый прилив возбуждения.

— Черт подери, рыжая. Если от одного лишь прикосновения ко мне ты потекла на мои пальцы, то мне необходимо выяснить, какой мокрой ты станешь, когда мой член окажется внутри тебя. — Каждое произнесенное слово звучит так, будто дерет его горло — грубо и первобытно.

Он опускает голову, чтобы прикусить кожу на моей шее.

— Как считаешь? Могу ли я выяснить?

Не знаю точно, слова ли его неприличные или то, что он просит моего разрешения, распаляют до высот мое желание. Каким-то образом я осознаю, что этот мужчина — убийца, спец в запугивании, преступник — не заставит меня зайти дальше, чем мне удобно.

От этого знания мои руки отчаянно тянутся к его брюкам, пытаясь расстегнуть молнию. Он издает грубый звук, а затем быстро стягивает с меня шорты, стаскивает их с ног и отбрасывает в сторону.

Затем, словно я легковесна, он поднимает меня и сажает на кухонный стол.

Стоя между моими бедрами, он отстегивает что-то у основания позвоночника и кладет это на соседний стул. Оружие в кобуре.

Прежде чем я успеваю осознать, что нахожусь полуголой на кухонном столе с главарем банды, он расстегивают молнию на своих брюках. У меня пересыхает во рту, а все логическое мышление и сомнения развеиваются, когда он одним быстрым движением спускает брюки и трусы-боксеры.

Срань господня. Я особо-то и не питала трепетного благоговения к мужским придаткам, но этот впечатляет: длинный и толстый в обхвате; член выпирает, практически умоляя меня о прикосновении. Но Бронсон снова удивляет меня.

Он не набрасывается на меня подобно тарану, запихивая в меня свой член. Вместо этого он протягивает руку и обхватывает мой затылок, снова сводя наши рты вместе, словно он так же, как и я, пристрастился к нашим поцелуям.

Хотя наши поцелуи претерпели изменения. Остатки гнева распались на частички, уступив место чему-то неизведанному. Иногда его губы крепко прижимаются к моим, его язык настойчив, но затем уста становятся нежными и скользят по моему рту в нежных ласках.

Но сейчас его поцелуй требователен, влажен и так горяч, что я не могу удержаться и не обхватить рукой его твердый член. Я наслаждаюсь его стоном, который вырывается наружу, лишь слегка приглушенный нашими сплетенными губами.

Я разглаживаю предэякулят, собиравшийся на его кончике, и рука, сжимающая мой затылок, напрягается, прежде чем он отрывает свой рот от моего. Наши резкие вдохи раздаются в тишине; его глаза кажутся дикими от отчаяния.

— Введешь меня в себя? — Боже, его голос переполнен возбуждением и острой потребностью.

— А ты хочешь этого? — спрашиваю я сдавленным шепотом.

Его челюсть напрягается, и слова вырываются сквозь стиснутые зубы, словно он отчаянно пытается не потерять самообладание.

— Блядь, очень хочу. — Его ноздри раздуваются, а глаза вспыхивают, когда он опускает взгляд между моих бедер. — Хочу посмотреть, как твоя киска впускает меня внутрь, пока ты вставляешь мой член.

Я изумленно сглатываю. Похотливые слова Бронсона распаляют во мне возбуждение. Я выгибаю бедра, моя рука все еще сжимает его твердую длину. Его взгляд мечется между моим лицом и киской, где я провожу раскрасневшейся головкой его члена по своим складочкам.

Глаза мужчина закрываются, когда я в четвертый раз смачиваю его своим возбуждением. Его шея напрягается, а ноздри раздуваются, прежде чем его взгляд снова встречается с моим.

— Нравится дразнить меня?

— Возможно. — Я слегка выгибаю бедра, позволяя широкой головке его члена погрузиться внутрь. — Боже мой. — Мое дыхание вырывается хриплыми вздохами. Он уже растягивает меня, самым сладострастным образом, отчего мне требуется большего.

Сию же минуту.

Я сжимаю в ладонях его стройную, мускулистую задницу и тяну его вперед, отчаянно заставляя его погрузить в меня всю свою толстую длину. Хныканье поднимается по задней стенке моего горла, пока мое тело пытается приспособиться к нему.

Он кладет руку на стол, а затем подтягивает одну из моих ног вверх, чтобы обвить ее вокруг своего бедра. От этого движения он скользит еще глубже, и я цепляюсь за него; мои пальцы обвиваются вокруг его бицепсов.

Его горячее дыхание обдает мои губы, а голос едва слышен:

— Ты в порядке?

Знакомая искорка неповиновения вновь разжигается во мне.

— Мм, — лепечу я, желая, чтобы мой тон был более бесстрастным, а голос не таким хриплым от желания. — Думаю, сойдет.

Проходит секунда, а он не двигается. Он вскидывает бровь, и в его голосе слышится мрачный, раздраженный рокот.

— Сойдет значит?

Вот же блин. От вызова, заложенного в этих двух простых словах, я готовлюсь к тому, что мое тело испытает наказание.