Скиталец - Тиффани Робертс Страница 49

Они лежали вместе в тишине, кончики пальцев Ронина слегка пробегали по внешней стороне ее бедра, вверх и обратно вниз.

Его нежность погубила ее; реальность вернулась. Ее горло сжалось, а из глаз полились слезы. Она ужасно обращалась с ним, в то время как он снова и снова делал все возможное, чтобы обеспечить ее комфорт. Его забота при похоронах Табиты была доказательством того, что он мог действовать с состраданием. И он сделал это ради Лары.

В ее груди возникло болезненное стеснение, но она выдавила из себя слова.

— Я не имела в виду то, что говорила, Ронин.

Движение его руки прекратилось.

Глава Шестнадцатая

Ронин мог вспомнить каждое слово, которое когда-либо говорила ему Лара. В первые дни, после его реактивации, он воспринял бы ее туманные извинения как относящиеся ко всему этому. За эти годы он понял, что люди часто говорят с завуалированным смыслом, понятным только тем, кто может расшифровать их запутанные, часто противоречивые эмоции.

Он многому научился за короткое время, проведенное с Ларой.

Теперь он просмотрел данные и выбрал то, что она сказала в гневе и разочаровании, и знал, что они были произнесены в ответ на ее внутренние страдания. Не в силах смириться с собственными чувствами, она напала на Ронина. Как он мог винить ее? Создатели оставили всех ни с чем после «Отключения», бросили их в разрушенном мире и не дали никаких рекомендаций.

— Все в порядке, — сказал он, возобновляя движение пальцев по ее коже. Крошечные реакции ее тела были завораживающими.

Он размышлял о различиях, которые скрывались за их внешностью. Их кожа была похожа внешне, но только внешне; у нее она была мягче, ее текстура слегка менялась от места к месту. Оно было одновременно упругим и нежным. Под его легкими прикосновениями ее плоть вздулась маленькими бугорками, тонкие волоски встали дыбом.

Ронин прожил по меньшей мере сто восемьдесят пять лет, а Лара могла исчезнуть в одно мгновение. Эта эфемерность подчеркивала ее неповторимую красоту.

Было ли это целью жизни? Было ли это просто переходным состоянием между созиданием и разрушением, рождением и смертью, существованием и небытием? Существо, ставшее более ценным из-за своей хрупкости, ставшее более удивительным, потому что оно пережило непреодолимые трудности, существо, которое бросило вызов вселенной, просто существуя?

— Когда я с тобой, Лара, мои мысли идут странными путями.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, вытирая слезы с глаз. Ее голос был хриплым. — Например?

Он сильнее прижал ладонь к ее спине, просто чтобы почувствовать, как ее кожа поддается ему. Когда он поднимал руку, ее плоть возвращалась в прежнее состояние.

Разгорится ли ее внутренний огонь с новой силой, если дать ей достаточно времени, или она уже никогда не будет прежней?

Она повернула голову, чтобы посмотреть в его оптику. Ее глаза — их синева казалась еще ярче из-за окружающего их красного цвета — наполнились слезами, которые скатились по ее лицу и упали ему на руку. Хотя у него не было данных, подтверждающих это, небо должно было быть того же цвета, давным-давно. Но в ее взгляде было больше глубины, чем во всем небе в самый ясный день.

— Например, что значит быть живым.

Прерывистый вздох.

— А что, по-твоему, это значит? — она потерлась щекой о его руку, снова пряча от него большую часть своего лица.

— Я пока не уверен. Но мне кажется, с каждым мгновением, проведенным с тобой, я становлюсь немного ближе к тому, чтобы это понять.

Лара долго молчала, хотя ее дыхание оставалось неровным, и на кожу Ронина стекало все больше влаги.

— Раньше я думала, что главное — выживание, — сказала она через несколько минут. — В этом и заключалась вся жизнь. Придумать, как выменять достаточно еды, чтобы у меня хватило сил на следующий день.

Она покачала головой, прижимаясь к нему, мягко, выбившиеся пряди волос упали ей на лицо.

— Но это неправильно. Дело не в выживании. Мы все так поступаем, люди и боты, но это не жизнь. Дело… в том, что ты испытываешь в то время, понимаешь? О радости, которую ты находишь, — она шмыгнула носом и снова потерла ладонями глаза, — неважно, через какое дерьмо ты проходишь, неважно, насколько это тяжело. У нас это было. Этого было недостаточно, но у нас с Табитой это было. А теперь… теперь этого нет.

Ее тело сотрясали беззвучные рыдания. Ронин обнимал ее, ничего не говоря, пока она плакала. Все будет хорошо, — это было первым в его списке ответов. Он отмахнулся от этого. Он не мог сказать этого с уверенностью, а она заслуживала большего, чем ложь.

— Это не исчезнет, — наконец сказал он. Он мягко постучал ее по виску. — Все, что у тебя было с ней, всегда будет здесь, и это всегда будет твоим.

Она прильнула к нему, ее слезы текли ручьем, и он прижался щекой к ее волосам, поглаживая рукой ее спину. В конце концов, она успокоилась.

Взгляд Лары встретился с его оптикой, и, хотя кожа вокруг ее глаз была опухшей и красной, они были сухими. Слабая улыбка расцвела на ее припухших от поцелуев губах, но через секунду увяла.

— Я… не знала, что все будет так.

— Не знала, на что это будет похоже? — на этот раз было слишком много переменных. Слишком много возможностей, слишком много шансов на недопонимание.

— Секс, — между ее бровями появилась тонкая морщинка. — Я ожидала боли и думала, что с тобой я смогу справиться с ней. Что я в долгу перед тобой, и что должна принять ее, потому что я использовала тебя, чтобы… забыть.

— Ты мне ничего не должна, — неужели она действительно думала, что он когда-либо потребует от нее такую цену? — Тебе действительно… понравилось наше сближение, не так ли?

Ее щеки потемнели.

— Да.

Ронин нашел неожиданное удовлетворение в ее ответе. Она не часто бывала счастлива с тех пор, как он встретил ее, проявляла лишь небольшие проблески радости, и осознание того, что он подарил ей один из таких моментов — несмотря на обстоятельства, — радовало его.

— Почему ты решила, что будет больно?

— Потому что… это все, что было раньше, — она снова отвела взгляд, ее румянец быстро исчез.

Он убрал выбившуюся прядь ее волос за ухо и мягко заставил посмотреть на себя.

— Скажи мне, Лара.

Она сжала губы и сглотнула. Наконец, ее язык выскользнул, чтобы облизать губы,