Твоя смерть тебя спасет - Лена Валевская Страница 44

птицы оставили тело царевича, чтобы переключиться на яство поинтереснее. Чем ближе они подходили, поворачивая голову то так, то эдак, чтобы получше разглядеть живую еду, тем сильнее вжималась спиной в переплетенные коренья я. Какие-то они слишком уж огромные для птиц, в которых уверенно опознала лишь орла. Не разбираюсь я орнитологии, не различаю пернатых хищников. Но клювы и когти каждого из них пугали одинаково. Они ведь не доберутся до меня сквозь прутья клетки, верно?

— Не Моревна это, братцы, — вдруг выдала одна из птиц, и все остановились.

— Уверен, Коршун? — усомнился тот, кого я определила как орла. — Ликом так похожа.

— А душою нет, — возразил Коршун.

— Можно подумать, ты души видишь, — хохотнул третий.

— Не вижу, — легко согласился названый Коршуном. — Я не Ворон, души видеть. Но добром от нее веет али злом — чую безошибочно.

— Ты кто, девица? — решил, что пора бы заговорить и с объектом обсуждения, Орел.

— Невеста Кощея, — с усмешкой и невесть откуда опять взявшейся смелостью заявила я. Трапеза живой плотью у нас, кажется, отменяется, но и укрепить свои позиции не помешает. Не простые это птицы явно. Вон и ворона упомянули. Уверена, не какого-нибудь, а того самого засланца неведомого бога.

Птицы переглянулись.

— А где же обручальное колечко, невеста? — тоном разоблачителя коварных обманщиц поинтересовался Орел.

Вот тут он меня уел так уел.

— Моревна забрала, — со вздохом сказала я, не понимая, зачем вообще что-то объясняю каким-то пернатым. Пусть и волшебным.

— Чую, — с задумчивостью произнес Орел, — история тут длинная да сложная. Но она повременит. Дело у нас важное и отлагательства не терпящее. Коршун, Сокол, нам надо спешить.

Двое крылатых без лишних слов взмыли в воздух и улетели. Орел же остался. Вернулся к телу Ивана, склонил над ним голову с жутким изогнутым клювом.

— Не трогай его! — ту же завопила я, бросаясь вперед и хватаясь за прутья клетки. Пусть и мерзавцем оказался царевич, а всё равно не заслужил быть разорванным огромным пернатым хищником даже после своей смерти! — Не вздумай его есть!

Орел взглянул на меня оторопело.

— С чего бы мне его есть? — искренне удивился он. — Своего шурина.

Шурина? Шурина?!

Если я не путаю, словом этим прозывают брата жены. Но…

Орел фыркнул насмешливо, взмахнул крыльями, взлетел под кроны деревьев и ринулся обратно к земле. Ударился об нее, но не расшибся, как мне показалось на мгновение, а обернулся… человеком.

Статным и красивым мужчиной лет тридцати пяти. Волнистые волосы с проседью на висках и серьезный мудрый взгляд. Богатое одеяние не хуже, чем у царевича, разве что темных цветов.

— Теперь твоя душа спокойна, невеста Кощея? — произнес оборотень спокойным мягким баритоном. — Иван-царевич нам не просто шурин, а названый брат. В нашу последнюю с ним встречу мы, правители своих государств и великие чародеи Орел Орлович, Коршун и Сокол, почуяли грядущую беду и просили шурина нашего общего, Ивана, оставить каждому из нас серебряный предмет. Мне досталась серебряная вилка. Сегодня она почернела. Как оказалось, то же произошло и с предметами моих родственников-побратимов. Мы общими силами создали сильное заклинание поиска, и оно привело нас сюда… слишком поздно для предотвращения беды. Но вовремя для спасения Ивана.

В смысле, для спасения? Уточнить, что имел виду чародей-оборотень, я не успела. Вернулись Коршун и Сокол.

— Успели? — выдохнули они.

— Я держу его душу, не даю перейти через реку Смородину, по Калиновому мосту, — отозвался Орел Орлович. — Но мы едва не опоздали. Кто-то задержал его до нас, иначе быть ему к этому моменту в Нави, навечно.

Тогда ударились оземь Коршун и Сокол, и над телом Ивана стояло теперь трое мужчин. Коршун, пониже ростом и моложе Орла, с каштановыми кудрями и в темно-сером деянии, сбрызнул царевича из маленького бутыля. Запахло болотом, а раны бедного Ивана вдруг затянулись, будто их и не было. Юный улыбчивый и ясноглазый Сокол смахнул со лба непослушные золотистые пряди волос и последовал примеру собрата — окропил тело шурина из своего пузырька.

Кажется, я знаю, куда летали и что принесли с собой эти двое.

С замиранием сердца и затаенной надеждой наблюдала я за происходящим. Неужели у них получится? До сих пор живую и мертвую воду я и в глаза не видела, а о ее воздействии могла судить лишь по исцелившемуся Дарёну и самому приободрившемуся Кощею. Но ведь они даже не люди, а поможет ли чудодейственная жидкость погибшему человеку?

И тут случилось нечто, заставившее поверить, что в этом мире существуют чудеса поистине сказочные.

Иван-царевич вздохнул и открыл глаза.

Глава двадцать шестая. Союзники

— Неужто, братцы, я вас вижу? — охнул Ваня, поднимаясь на ноги. — Неужто сон то был али привиделось?

— Сон твой дольше бы продлился, если б не мы, — отозвался Орел. — Говорили мы тебе, братец, погубит тебя твоя Моревна, да ты слушать не желал. А ведь так и вышло. Скажи спасибо, есть у меня умения особые, Перуном дарованные, на Калиновом мосту души удерживать временно, покуда иная помощь не подоспеет. Побратимы слетали на Навий перекресток, добыли живую и мертвую воду, через то и можешь теперь ты нас видеть.

— Спасибо, братцы! — искренне воскликнул Иван.

Что-то неладное было с ним, будто вместе с отступившей смертью что-то оставил он на том Калиновом мосту, откуда вытащили его зятья. Потерянным выглядел Иван и будто бы даже осунувшимся. Подкосило его случившееся знатно.

— А что, братец, точно ли невеста Чернобога в клети волшебной заперта, али врет нам? — поинтересовался Коршун.

— Клеть? — не понял Иван и заозирался.

— Постой, — спохватился Орел. — Морок на клети, сильный. Только чародеи вроде нас через него видеть могут. Куда уж человеку.

Он махнул рукой, и пусть для меня ничего не поменялось, для царевича, видно, в тот же миг открылось спрятанное.

Бросил Иван на меня удивленный взгляд, только сейчас заметил. Я напряглась — кто знает, что от врага воскрешенного ждать. Вдруг в голове повредилось? Необратимые разрушения в мозгу, если не ошибаюсь, наступают минут через шесть после гибели тела. И даже успешная реанимация не гарантирует, что останется человек в здравом уме, со всеми умениями и воспоминаниями. А здесь не минуты — часы прошли. Уже одно то, что проснулся и встал на ноги, чудо великое.

Но смерть не нарушила его памяти, мигом опознал пленницу жены.

— Марья это, — произнес он враз охрипшим голосом.

— Всё же Моревна! — сердито перебил его эмоциональный Сокол.

— Из чужого мира, — продолжил Иван и опустил глаза. Кажется, или в них промелькнула виноватинка? — И верно, она невеста Чернобога.