Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 40

*- наказание за убийство сильно зависело от статуса убийцы и потерпевшего, прим. авт.

Но что люди скажут?

Убить невинную девицу, и… почему?

— Теодор, не стой как столб, одевайся…

Руди кое-как натянул на друга одежду и выпихнул за дверь.

С сожалением оглянулся на Элизу.

Ах, такая комбинация сорвалась! Зато появился поводок, на котором можно держать царевича. Это тоже неплохо!

Что ж, дорогая Лиз, жила ты беспутно, но умерла очень выгодно. Хоть какая-то польза.

И Руди закрыл дверь на большой висячий замок.

* * *

В соседней комнате, подальше от покойницы, Фёдор пришел в себя.

Что это было?

Зачем?

Ведь бывал он уже у продажных девок, и ничего там с ним не случалось, все было хорошо. И у той, беленькой, и у той, которая с огромной грудью…

Но что на него нашло сейчас?

Почему⁈

Ответ он знал, только вслух произнести боялся.

Потому что ОНА.

Потому что эта девушка слишком похожа на ту, с длинной медной косой, на ту, которую он мечтал то ли ласкать, нежно-нежно, то ли подмять под себя и давить, пока не сломается… Фёдор и сам не знал, чего от нее хочет.

Слишком она… она просто — другая.

Что-то есть такое в том, как она ходит, говорит, улыбается, держит голову… это — не та! Это жалкая подделка. И в какой-то миг разочарование стало слишком острым, именно оно оставляло на теле девушки синяки и ссадины, именно оно заставило Фёдора в момент высшего наслаждения стиснуть пальцы на тонкой шее.

Сам бы он никогда!

И ни за что!

И…

Обвинять Руди Фёдор не стал. К чему?

Руди ведь не знал, что так получится, и знакомство это вышло случайно… денег, что ли, ее семье дать? И правда… надо спросить. Она же сказала Руди, куда дать о ней знать?

Но это потом, потом…

А сейчас ему надо немного выпить. Вот и бутыль с вином стоит…

К моменту возвращения Истермана, Фёдора и самого можно было с трупом перепутать. Если бы не запах винища и не гнусный храп. Трупы — они тихие, а этот уж очень…

Руди оставалось только выругаться.

Сволочь!

Нажрался — и дрыхнет! А ему-то как? Он же всех отослал, ему что — самому тело таскать? Гррррр!

* * *

Михайла отродясь дураком не был. А уж тут-то…

Тут бы и слепой что-то заподозрил, и тупой сообразил! Что он — продажных девок не видывал? Ужимок их не распознает?

Да еще как!

Если это не шлюха, хотя и из дорогих, то Михайла — ангел светлый, сияющий. И опять же, провалиться ему на месте, если она не знакома с Истерманом. Ну и еще кое с кем из присутствующих.

Вон как переглянулись двое лембергцев, увидев, что Руди и Фёдор потащили девицу наверх. С пониманием так… основательно.

И легкий шум, который донесся сверху, никого не смутил.

И даже Руди, который вскорости появился, и принялся всех выпроваживать, мол, хватит тут, смущать будете… кого надо и не надо.

Ага, смущать.

Стеснять.

Кому вы сказки тут рассказываете, люди добрые?

Смущать!

А чего это у тебя глаза, как у бешеного таракана? И волосы взъерошены, а воротник сдвинут набок? Ты с этими кружевами, как с ребенком малым носишься, то разглаживаешь, то поправляешь, а сейчас и позабыл? Это ты кому другому расскажи, что все в порядке.

И на рукаве у тебя что?

Не кровь ли?

Кровь и была. Измазался чуточку, когда Фёдора одевал. На том осталась кровь девушки, ну а Руди случайно и задел манжетой.

Михайла отчетливо понял, что дело вышло неладное. Осталось только решить, что лучше выбрать. Уйти? И завтра послушать, что им скажут?

Уйти и подсмотреть, что будет происходить?

Или остаться и напроситься в подельники?

Разумно был выбран второй вариант. Мало ли, кому и что в голову придет, а Михайле его жизнь дорога, одна она у него.

Так что Михайла послушался, когда его отослали за франконским вином для девушки в кабак за три улицы. Конечно-конечно.

Вышел — и оглядел лембергский дом.

Эх, дураки они там, все же! Дикие люди!

Вот у них, в Россе, дома хорошо строятся, деревянные, надежные. Терема целые… не залезешь! Бревна так пригнаны — иголку не воткнешь!

А у них что?

Дома построены, как в Лемберге, из камня, а камень-то местный. Пористый, крошится он от ветра и снега! Мало того, лембергцы свои дома всякими завитушками украшают, ровно калачи на праздник.

И чтобы по такому да не влезть?

Стельная корова — и то влезет, а уж Михайле и вовсе раз плюнуть. Научился со скоморохами….

Ногу сюда, руку туда, вот до окошка и добрался. Маленькое оно, и стекла паршивые, ну разглядеть-то кое-что можно.

И тело на кровати.

Да, тело. Руди хоть и укрыл покойницу покрывалом, но дорогим, шелковым, не нашлось другого под рукой.

А шелк легкий, а окно приоткрыто. Сквозняк и дунул, когда он за дверь выходил. И подвинул чуточку тонкую ткань.

И под тканью никакого движения. Убил?

Может и такое быть. Михайла всякие виды видывал… и продажные девки с ним много чем делились. Одному без плетки не в радость, другой в такое место лезет, за которое в церкви епитимью накладывают, а по-нормальному никак, третий так за волосы рвет, что чудом голову не отрывает.

Про тех, кто убивает, тоже рассказывали.

Бывало и такое в тяжкой их жизни.

Бывало. И не так, чтобы редко.

Михайла перекрестился и едва не навернулся вниз. Ох… хорошо, что он от этого всего в стороне останется.

Ясно же, царевич это ее так.

И еще к Устеньке лапы свои тянет? Нет, мил-человек, с такими привычками, тебе не рядом с ней место, а в монастыре. Грехи замаливать.

Зар-раза!

Правильно он не полез предлагать свою помощь.

Это с Истерманом ничего не сделают, он и царице дорог, говорят, не только, как друг. И к царю он вхож, и царевичу друг лучший… он-то жив останется. А вот что с Михайлой сделают?

Да в землю вроют по самые ноздри! И так оставят. И лопух над ним прорастет.

Михайла посмотрел на небо.

Ага… его за вином послали?

Вот он и проходит. До рассвета. И вернется с битой мордой.

Ограбили его. Купил он вина, вышел из трактира, и по дороге на него напали, вино отняли, морду набили… это он обеспечит.

Надобно еще к первым петухам попасть на подворье Заболоцких.