ТриНити (СИ) - Москалева Анна Страница 40

Молчавшая до того Тринити тронула за руку Сергея. Тот аж вздрогнул.

— Он жив, — Тринити говорила очень тихо, но почему-то в этот час над озером ее было хорошо слышно. — Он жив, но он не вернется.

Петр посмотрел на нее, отвернулся, обхватил руками голову и замолчал. И только плечи его тряслись от беззвучных рыданий.

Эпилог

Лиса так и не нашли. Искали всей деревней. На второй день подтянулись соседние поселки. Даже приехали водолазы из города — Шамана знали и уважали все.

Поиски не дали никакого результата. «Не отдаст озеро Шамана», — перешептывались мужики и постепенно возвращались по домам. Только Петр день за днем выходил к воде. Нырять он не умел, только бороздил озеро на лодке от берега к берегу да прочесывал заросшие кустарником берега.

Татьяна все настойчивее уговаривала его остаться дома, и в один из дней он согласился. Только от этого не стало легче. Ведь вся жизнь Петра последние тридцать с лишним лет была подчинена сыну. Он просто выходил по утрам во двор, садился на лавку и часами смотрел вдаль.

Глядя на это, Татьяна почти силой увезла его. Сначала в свой городок. Потом они вроде как перебрались в райцентр. В деревушке, где жил Шаман, о них больше не слышали.

Алька и Сергей забрали Тринити и уехали к Сережиной бабушке. Алю мучила совесть, она винила себя в произошедшем. Сергей, который видел Шамана там, в озере, говорил ей, что это не так. Лис хотел туда пойти, даже зная, что может не вернуться — это был его выбор. Пока шли поиски, они приезжали в поселок каждый день. Горе, как ни странно, объединило их с семьей Лиса. Да, слышен был шепот, что и трос тянуть надо было раньше, и что вообще в другой мир его не посылать, но те, кто действительно знал Лиса, соглашались с Сергеем — это был его выбор. Он сделал то, что считал нужным.

У москвичей вышли все сроки возвращения. Сергею звонили из НИИ, сначала ругались, потом стыдили, потом попросту уволили по статье. Алька уволилась сама. Ее, напротив, поздравили и пожелали счастья — она сказала девчатам, что остается жить с Сергеем. Подробности знала только Вера. Та долго рассматривала в веб-камеру Тринити, а потом странным глухим голосом спросила: «А можно, я к вам приеду? Москва — совсем не мой город, а вот Алтай — вполне». И действительно приехала. Она не написала ни слова об этой истории, но ее фотографии Алтайских гор и фотопортреты деревенских жителей набирали космические рейтинги в фотобанках. Тринити она тоже фотографировала, но нигде не выкладывала. Говорила, что боится. Чего — не объясняла. Они много общались: Вера, объездившая весь свой мир, и эта странная девушка, не видевшая ничего даже там, где появилась на свет. Пока Аля была занята поисками Лиса, именно Вера занималась найденышем, как ее прозвали в деревне. Учила включать и выключать свет, готовить еду, одеваться, здороваться с людьми…

Сергей купил участок недалеко от бабушки и за безумные деньги провел туда широкополосный интернет. Это позволяло ему качественно и быстро работать удаленно, чем он и занялся. Поначалу было сложно, спасались Алиным наследством — она все же перевела на себя дивиденды с ценных бумаг. Мама заваливала ее смс-ками и сообщениями в мессенджерах, но Аля на них никак не реагировала. Когда мать стала звонить с периодичностью раз в час, внесла ее в черный список. Сама для себя решила, что когда-нибудь потом с ней еще раз поговорит. Но не сейчас.

Со временем заказов у Сергея стало больше, и Аля решила вплотную заняться своей мечтой — вместе с Сережиной бабушкой они запатентовали рецептуру и зарегистрировали торговую марку «Алинчай». Травы по-прежнему были одним из ее любимых занятий. Роман она так и не писала, но больше не жалела об этом.

Тринити не захотела жить с ними. Аля предлагала ей остаться в их доме или ехать учиться в город — бионикл не утратила способности диагностировать и восстанавливать незначительные повреждения руками. Сергей считал, что ей стоит официально отучиться на врача и работать в больнице. Но Тринити отказалась, сказала, что всегда мечтала жить у воды. Перезимовав с Алей и Сергеем, весной она вернулась к озеру. Поселилась в доме Шамана. Ей нравилось рассматривать новый для нее мир и чувствовать себя не сделанной вещью, а частью всего живого. Она могла часами бродить по степи, по-детски увлеченно рассматривать цветы и травы, или не двигаясь смотреть на воду, наблюдать, как меняется ее цвет. Могущественные золотые горы впечатляли ее больше всего. Каждый рассвет она выходила в поле, чтобы увидеть отблески лучей на камнях. Иногда она сама поднималась к телу горы, проводила пальцами по ее трещинам и сколам, будто вспоминая что-то. Прижималась лицом к гладкому камню, оставляя мокрые следы от выступивших у нее слез.

В доме Лиса он не изменила ничего. Только прикрепила на самое видное место старую вырезку из газеты, с фотографией Шамана. Часто и подолгу смотрела в его слепые глаза, разговаривая с ним обо всем, что с ней происходило. «Я живу, как ты и хотел. А ты? Как ты?» Петр и Татьяна, уезжая, оставили вещи Лиса в избе. Тринити была им за это благодарна: она любила надеть на себя его свитер или куртку в холод. Укрывалась, представляя на себе его руки. Зарывалась носом в ворот рубах, пытаясь вспомнить его запах.

Деревенские пришелицу поначалу не приняли. Обходили стороной, косо смотрели и даже не здоровались — все помнили, откуда она. Не все верили, но все помнили. Отношение поменялось зимой — соседку насторожило, что из трубы не поднимался дым. Она и зашла проведать Тринити. Та из-за пурги уже неделю сидела без продуктов. Последний сухарь доедала.

— Что ж ты на зиму не запаслась? Это ж север! Вот чудная! Муки мешок надо было взять, щас бы хлеба замесили. Что? Хлеб не умеешь месить? Да то дело не сложное.

Как любая нормальная северная женщина, соседка принялась Тринити опекать. На севере ж по-другому не выжить — остался один, считай погиб. А бионикл в благодарность вылечила соседке застарелый артрит. Этого хватило, чтобы к весне в деревнях заговорили о новой шаманке. Говорили, место волшебное. Шаманка-то новая, а дом все тот же.

Так Тринити и стала новым шаманом. А точнее Шаманкой: сначала помогла соседке с суставами, потом вылечила девчушке-школьнице тяжелую ангину. Люди, живущие в тяжелых условиях, охочи до чудес. И вот уже молва сложила новую легенду, и к ней тонким ручейком потекли страждущие. Тринити не противилась. У нее было стойкое ощущение, что она должна отдать свой долг этому миру. Миру, в котором она может жить.

Но в снах она все чаще бродила по желтой земле среди фиолетовых деревьев и щурилась, разглядывая зеленое солнце.

В одном из таких снов Тринити стояла на кромке прибоя. Вода лениво облизывала чернильные камни, а зеленое солнце неспешно ползло по небу цвета кофе с молоком. Тринити смотрела на воду, ласкающую ступни, на солнце, нежно согревающее ее. Но внешнюю безмятежность сна что-то нарушало. Что-то, из-за чего хотелось обернуться. Там, у кромки фиолетового леса стоял человек с черными волосами, такими неправильными для этого мира.

Тринити, не веря себе, шагнула ему навстречу. Он тоже двинулся к ней. Шаг, еще шаг. Его силуэт уже виден четче. Тринити не выдержала и побежала.

— Лис, — крик сам собой вырвался из ее груди. — Я нашла тебя, Лис!

Она упала в его объятья, а он нежно прижался губами к ее виску:

— Ну, привет. Как живешь, Рыжик?