Муравейник - Ольга Чепишко Страница 4

– Мам, а есть истории посерьезней? – спросил Арсений.

– Ну, хорошо, – ответила я. – Добавим перца в наш сегодняшний вечер. Только этот рассказ будет последним, договорились?

– Согласны, – проговорила Рита, крепко сжала руками свой бокал и принялась ждать продолжения.

– Лет в 20 я была администратором в одном ресторане. Эта работа стала для меня настоящей школой выживания. Каждый день там происходили вещи, с которыми редко кто сталкивается за всю свою жизнь. Я тушила пожар, ловила воришек, прочищала засорившиеся канализационные трубы, видела сцены кровавых драк между гостями заведения. Как-то мне довелось разговаривать с человеком, который заминировал наш ресторан и угрожал взорвать его, оказывать первую помощь иностранцу – бедолага обморозил себе руки после того, как его избили, ограбили и бросили умирать в снежный сугроб. А однажды я и сама чуть не стала жертвой бывшего зека.

В ту ночь в ресторан пришла компания из трех человек. Они хорошенько выпили и в разговорах просидели у нас почти до утра. Потом один из мужчин стал жаловаться официанту на заказанное им мясо, из которого сочилась кровь. Я подошла и объяснила гостю, что существует несколько температурных режимов приготовления стейка, и он сам выбрал среднюю прожарку мяса с кровью. Я говорила спокойно, но твердо. Мужчину мой ответ не устроил. Он достал карманный нож и начал требовать немедленно пригласить к нему повара, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Я попросила мужчину убрать холодное оружие, рассчитаться и покинуть заведение. Сама же нажала кнопку экстренного вызова охраны и отошла от стола.

Гостей быстро рассчитали. Попрощавшись, компания пьяных мужчин покинула ресторан. Однако спустя минуту «проблемный» гость вернулся, подошел ко мне и стал извиняться за причиненные неудобства. Потом резко достал из кармана нож и приставил его к моей груди. Здоровенный амбал, на две головы выше меня, стал рассказывать подробности своего недавнего освобождения из тюрьмы, где сидел семь лет за двойное убийство. А еще сказал, что у него руки чешутся пырнуть кого-нибудь ножичком еще разок – жизнь его от этого не станет хуже. Охрана приезжать не торопилась.

Помню, как все это время я медленно дышала и старалась не показывать и капли своего испуга. Потом поняла, что выбраться из «объятий» этого мужика смогу, только если посочувствую ему и поддержу его. А когда он оторвет от меня свой испепеляющий взгляд и посмотрит в сторону, ускользну. Так я и сделала, и это спасло мне жизнь.

Забежав в свой кабинет, я захлопнула дверь и начала рыдать. Руки дрожали ужасно, а вода из стакана отказывалась попадать в рот и растекалась по пальцам. Один глоток мне все же удалось сделать, но неудачно – я подавилась и закашлялась. Единственное, чего мне тогда хотелось, – успокоиться, убежать и никогда больше не возвращаться на эту гребаную работу. На следующее утро я уволилась.

В комнате воцарилось молчание. Затем Рита подала признаки жизни:

– О Господи, – шепотом произнесла она. – Все это действительно было?

– Даже не знаю, надо ли отвечать на твой вопрос? Пусть это останется моей маленькой тайной, – я решила сохранить интригу и закончить на этом свои мемуары.

Этот вечер у камина, проведенный в кругу семьи, разжег во мне желание рассказать о своей жизни миру. Возможно, кому-то мой опыт будет полезен, поможет найти ответы на повседневные вопросы. Ведь, как ни как, а 60 лет не проходят бесследно и обязательно чему-то нас учат.

Так я и начала писать эту книгу. В ней я рассказываю о событиях моей жизни, о муравьях, которые встречались мне на пути, и о муравейнике – символе бытия.

Глава II

Анапа, 1990 год

Одним из первых воспоминаний моего детства стало то, как бабушка в ночи несет меня на руках. Я совсем маленькая, три года, вокруг темнота – черная, мрачная бездна без конца и края, а на небе мерцают яркие звезды разных цветов и размеров. Мне совсем не страшно. Склонив крохотную головку к плечу бабули, я шепчу ей на ухо вопросы: «Почему так темно? Куда мы идем? Что за блестящие камушки светят на нас свысока?» И она отвечает – спокойно, тихо и понятно, поглаживая меня по голове. Конечно, со временем я забыла ее слова, однако хорошо помню теплоту, ласку и любовь, которыми она окутывала меня каждую минуту. Гостить у доброй, но строгой бабушки я очень любила, так что делала это почти каждое лето.

Вместе мы читали сказки, и часто, умаявшись за день, на середине книги она засыпала. В такие моменты сквозь сон бабуля бормотала какую-то чушь. Я толкала ее в бок, просила перестать «буровить», то есть говорить несуразицу, и продолжала пересказывать историю сама.

По моей просьбе в два часа ночи она могла встать и начать готовить блины. Я обожала ее кубанскую стряпню: борщ, вареники с вишней, жаренные на чугунной сковороде пирожки. А еще – бабушка единственный человек, который ласково называл меня Лоюшкой. Находясь рядом с ней, я забывала о всех своих маленьких трудностях, горестях и несправедливостях в жизни.

Бабуля была очаровательной: миниатюрная, невысокого роста, с густыми тяжелыми волосами, крохотной ножкой 35 размера, почти не красилась и носила старомодные очки с толстыми стеклами. Не знаю почему, но сама она себя красавицей не считала и терпеть не могла комплименты, находя их жуткой лестью.

Вообще к окружающим людям бабушка относилась осторожно и друзьями не обзавелась. Наверное, потому, что считала людей жуткими сплетниками и законченными эгоистами, которые только и делают, что следуют своим корыстным целям за счет других. А получив желаемое, умудряются еще и облить тебя «помоями» с головы до пят и потом болтать об этом на каждом углу.

О своей жизни она мне много не рассказывала, поэтому, откуда росли ноги в ее суждениях, я могла лишь догадываться. Тем не менее, при таком взгляде на окружающих, сама бабушка сильно зависела от чужого мнения, так что была истинным перфекционистом и в свою жизнь почти никого не пускала. С моими родителями она тоже не ладила. Закончив школу, мама сбежала от нее в Питер и домой уже не вернулась. Зато я с бабушкой уживалась прекрасно, безумно ее любила, как и она меня.

Часами мы могли разговаривать за чашкой сладкого чая. Она всегда слушала меня с удовольствием и интересом, сопереживала, поддерживала, внушала веру и придавала сил. Уют, тишина, тепло и безграничная доброта – вот