Там, где кружат аспиды - Олеся Верева Страница 39

По дороге они зашли в деревеньку, припасов прикупили, фляг берестяных в дорогу. С тех пор десять ночей минули. Не мёрзла Лёля, не голодала — а чего ей ещё желать было? Теперь частенько наедине с Аукой она оставалась, пока Похвист с Ульянкой по несколько раз на дню то за дровами бегали, то за ягодами, то воды к ручью набрать. Правда, возвращались они порой небыстро, с руками пустыми, но раскрасневшиеся и с видом таинственным. А Лёля зато всё о жизни Ауки в посёлке родном узнала да и пару словечек, не самых приятных, от птички переняла. Ох и ругался Похвист, когда услышал… Обещался Ауку камнем придавить и на съедение медведю оставить.

Расцветай-ка, расцветай-ка,

В поле розовый цветок!

Побывай-ка, побывай-ка

Ко мне, миленький дружок!

Посидим-ка, посидим-ка

Мы последний с тобой вечерок,

Поговорим-ка, поговорим-ка

Мы про прежнюю с тобой любовь.

Что такая любовь злая —

Наглядеться с милым не дала,

Наглядеться, насмотреться

На его бело лицо…

Кабы знала, кабы знала,

Не зачинала бы любить!

И с того горя-кручины

Пойду в зелен сад гулять.

Я сорву ли, я сорву ли

В саду розовый цветок,

Я завью ли, я завью ли

На головушку венок.

Мелодичный голос Ульяны разносился далеко нам лесным озером. Русалка сидела на траве и перебирала ягоды земляники, отбрасывая в сторону те, что были попорчены гнилью или насекомыми. Радостно скачущий рядом грач и такими не брезговал, быстро склёвывая каждую отброшенную Ульяной ягодку. Лёля помогала подруге, отрывая от пахучей земляники зелёные листочки.

— Ульяна, а почему песня твоя про любовь, но грустная такая? — полюбопытствовала Лёля, когда русалка замолчала.

— А любовь, Лёлюшка, часто с болью рядышком ходит, — грустно ответила Ульяна. — Кто знает, что у Рода на уме, когда он сердца влюблённых сводит. Иной раз думаешь, что счастья большего, чем любовь, испытать нельзя, а затем вспоминаешь, как хрупко оно, это счастье, и так тоскливо становится…

— Думаешь, лучше бы вообще любви не было? — Лёлю заинтересовал ответ Ульяны. Она никогда не слышала о том, что в любви страдания есть. Пусть даже Плеяна, подруга её правьская, и умерла за любовь к жениху, да никогда она о поступке своём не жалела.

— Без любви жизнь пуста. Всем нам любить кого-то надобно. Только иногда людям любовь спокойная достаётся, а иногда такая, что кажется — не переживёшь её. Настолько та любовь сильная, что жжёт изнутри, и не ожидал ты, что любить так можешь. И жить страшно потому, что знаешь — закончится она. Пресытятся тобой и оставят. И даже винить того человека не за что, ведь не ровня ты ему, совсем не ровня…

Ульяна посмотрела на Похвиста, старательно вглядывающегося в поплавок. Сидел он на крутом берегу озера и рыбы пытался на ужин раздобыть. Лёля тоже на друга взглянула. Мирный Похвист был, спокойный. Орудовал удочкой, и не без успеха. Ждёт их сегодня знатная уха! И отчего Ульянка речи такие печальные завела?

— А мне Нянюшка сказывала, что, когда любишь, сердце в груди ланью трепещет. Правда то?

— Правда. — Ульяна кивнула. — Да лань эта и затоптать может. Лёлюшка, — русалка повернулась к ней и улыбнулась ярко, но невесело. — Сдаётся мне, что сердечко твоё юное и неопытное уже к любви готово. И коли тот избранником твоим окажется, о ком я думаю, держись за него. Он тебе под стать, и боль любовная тебя обойдёт. — Не дав Лёле ответить, Ульяна отставила туесок с ягодами и подскочила на ноги. — Ох, как купаться хочу! Напои меня, водица холодная, тело омой, обнови!

Она бросилась к берегу, на ходу стягивая платье. Оказавшись совершенно нагой, русалка забежала в озеро возле Похвиста, обдав того брызгами и распугав рыбу. Похвист открыл было рот, но захлопнув его беззвучно, когда рассмотрел нарушительницу спокойствия — стройную, белокожую, длинными волосами окутанную. И даже чешуя, лентами тянущаяся вдоль позвоночника, по ногам и рукам русалки, её не портила, а наоборот, голубыми отблесками придавала коже Ульяны особое сияние.

Таков был бич водяницы. Чем дольше оставалась она без воды, тем проще становилось разглядеть в ней нечисть. Стеснялась Ульяна своей время от времени проступающей чешуи, хотя Лёля с Похвистом не раз убедить её пытались, что им дела нет до русалочьей особенности. Но перед заходом в деревню или путешествием по тракту оживлённому стремились они речку или озеро отыскать, чтобы вдоволь русалка наплескаться могла, а кожа её — водой напитаться, снова нежной, бархатной стать. И тогда ещё три дня ничто в Ульяне дух нечисти не выдавало.

— Нравится, что видишь? — Ульянка обернулась, позволяя длинным чёрным волосам окутать её, словно шёлковым покрывалом. — Со мной пойдёшь? — подмигнула она Похвисту.

— Да иди ж ты, ведьма! Клёв не порть!

Похвист вспыхнул, но отвернулся и нарочито упорно принялся разглядывать поплавок, колеблющийся на потревоженной Ульянкой озёрной глади. Русалка пожала плечами и медленно пошла на глубину. Войдя в воду по пояс, Ульяна остановилась и запрокинула голову. Лёле даже с берега видно было, как упивается Ульяна родной стихией, как разглаживаются морщинки тревоги на её красивом, молодом лице. Эти морщинки, небывалая задумчивость и отрешённость стали частыми спутниками обычно радостной и оживлённой русалки с того момента, как покинула Лёля с друзьями негостеприимный дом Стрибога.

— Далеко не заплывай! — крикнул Похвист, когда Ульяна наконец нырнула и, точно быстрая выдра, вынырнула уже почти на середине озера.

— Странные они. То хорошо общаются, то грызутся, как собаки дикие, — пробурчала Лёля, закидывая в рот ягоду земляники из оставленного русалкой туеска.

— Мавка любит его. Сильно любит, тупоголового недотёпу. — Аука взлетел и опустился к Лёле на колени. Она почесала маленькую головку птички, и та закрыла глаза от наслаждения, точь-в-точь котёнок разомлевший.

— Разве это любовь? Любовь — когда семью заводишь, детей рожаешь. Когда под руку с мужем ходишь, а все склоняются пред вами, приветствуют. Любовь тихая, спокойная, как у моих матушки и батюшки. А эти двое, даже если и коснутся друг друга, так будто искры в стороны разлетаются. Страшно порой стоять между ними в такие моменты.

— Серьёзно ты? — Грач распахнул глаза, и Лёля поклясться была готова, что птица смотрела на неё, как на самую большую дурочку Яви. — Кому из нас восемь лет — мне или тебе?

— Ну а что не так? — удивилась Лёля. — Я тоже Похвиста люблю. И Ульяну. Но я же не ругаюсь с ними в день по три раза. А они