Отрада - Виктория Богачева Страница 35

Сперва помыслил он, что ломается девка, как и все прочие. Но вскорости уразумел, что Отрада не притворялась. А то, как она поцелуй его с припухших губ стёрла... Тут уж совсем он не стерпел, едва сызнова к ней не кинулся, чтобы хорошенько проучить. Будет знать, как нос воротить!

— Пошто проводить себя дозволила? А на игрищах когда... пошто все вставала да вставала со мной в пару? А, а?! А теперь, стало быть, от ворот поворот даешь? Что, не люб тебе, не хорош? — уязвленный Земовит отхлестал ее едкими словами, и Отрада лишь качала головой, не веря, и глядела на него так, словно впервые в жизни видела.

— Ты что же, каждую девку, которую до избы провожаешь, целуешь? — токмо и спросила она, когда молодец закончил яд свой на нее изливать.

— Дура ты, Радка! Как есть дура. Сама по всем виновата, нечего юбками перед мужами вертеть!

Он фыркнул и мотнул головой. Потом оглядел ее с головы до ног, поджал губы и зашагал прочь, ни разу не обернувшись.

Отрада стояла, как оплеванная. На душе было тяжело, муторно. Может, и прав был кудрявый Земовит, когда дурой ее обругал. Коли уж второй раз едва не угодила она в беду... Может, и впрямь вела себя не так.

Понурив голову, она заспешила в избу. Одной нынче идти было ей даже спокойнее, чем подле юноши. Жаль, померк нынче для нее и закат красивый, и звезды не радовали больше, и к ночному пению прислушиваться не хотелось.

Бежала и корила себя: старики ведь верно говорят, что дыма без огня не бывает. Вестимо, что-то сделала она, отчего Земовиту помстилось, что можно ее зажимать да прямо в губы целовать. Напрасно согласилась, чтобы он до избы ее довел. Напрасно доверилась.

Но на середине пути вспомнила Отрада другой вечер и другого человека на месте Земовита. И ничего дурного тогда не случилось. И не было никакого подвоха в том, чтобы проводить девку до дома. И тот человек ни в чем ее не укорил и не обвинил и, тем паче, не полез с грубыми поцелуями только лишь потому, что шла она подле него да мечтательно глядела по сторонам.

Отрада вздохнула и стянула нарядное очелье с головы. Все ли с кузнецом ладно? Правду ли сказала Стояна, что не добрался до него ни Зорян Некрасович, ни Перван, ни вуй Избор? Хотела бы она знать.

***

— ... ой какие ладные, ой какие красивые! — Услада с Милонегой расхваливали бусы на все лады, словно были погодками.

Все же девки и украшения – дело чудное.

Храбр довольно посмеивался, сидя за столом и упираясь спиной в избяной сруб. Поутру воротился он из городища, и был тому очень рад. С воеводой удалось ему свидеться лишь на третий день, когда ждать умаялся. Уже и весь торг обошел, и все товары пересмотрел, и дары сестрам прикупил, а время тянулось да тянулось. Бездельничать он не привык и взвыл уже к вечеру второго дня. Коли б не явился на постоялый двор тогда воеводин человек да не велел прийти на другой день в терем, он бы с первым лучом солнца вернулся домой, так не отдав меча.

Но все сладилось, и задумку свою Храбр исполнил. В суматохе да суете – все в тереме стояло вверх дном после смерти княжича, но с воеводой он свиделся. Меч передал, как обещался. Весть услыхал: что по осени навестит он их земли. Мол, поглядеть, как живут. На том и уехал домой.

Под вечер пошел к Белояру да Усладе, забрать Твердяту с Нежкой в отцовскую избу. А там уж и стол был заставлен яствами: сестра подгадала к его возвращению. Вот и затянулась вечерняя трапеза. Пока обсказал, как все было, пока подарки отдал: Усладе – красные бусы носить под расшитые рубахи, Нежке – нитку бусин, прилаживать на очелье; пока возгласы восторженные унялись, пока шепнул пригорюнившемуся Твердяте, что и его в избе кое-что поджидает, из городища привезенное...

Храбр улыбался и чувствовал, как под рубахой прятался еще один небольшой сверток. Мыслил он мыслил, ходил кругами, разглядывал ладненькие, тоненькие, серебряные усерязи*, что поблескивали на солнце и так и вертелись у него перед глазами. А потом махнул рукой да купил их, заплатив полную цену и не сторговавшись ни на медяк. А нынче они согревали его лучше печи.

— ... так давай я покажу тебе, милая, — раздался голос Услады, и Храбр, очнувшись от своих мыслей, посмотрел на сестер.

Милонега, отложив в сторону ложку, изо всех сил завертела головой: взметалась вокруг лица русая коса.

— Мне Отрада покажет! Она обещала научить, как брату рубахи расшивать, — глаза Нежки загорелись предвкушением, и Храбр тихонько фыркнул.

А Услада нахмурилась. Поглядела недовольно сперва на сестру, потом на старшего брата.

— А она-то тут при чем? — спросила недовольно.

Милонега, бесхитростное дитя, тотчас все поведала.

— Храбр велел, чтобы Отрада меня с иглой управляться научила.

— Не велел, а попросил, — кузнец мягко поправил.

Услада фыркнула еще громче, не усовестившись детей за столом.

— Вот еще! Будет эта негодная девка в избу отцовскую шастать да сестру мою всяким непотребствам учить! — женщина с силой опустила на стол ладонь и посмотрела на Храбра.

Улыбка тотчас стекла с его лица. Он нахмурился и выпрямился, нехотя оторвав лопатки от нагретого сруба.

— Что с тобой, Устя? — спросил мягко, как мог.

Мыслил, мол, мало ли какая вожжа сестре попала. Разошлась ни с того, ни с сего. Может, приревновала? Так что ревновать? Все поселение ведает, что Отрадка – лучшая мастерица. Никто так стежек, как она, класть не умеет. Уж даже он, муж, в бабских делах не сведущий, и то знает.

— Это с тобой что такое! — Услада повысила голос, и уже настал черед Белояра глядеть на жену с недовольством. — Непотребную девку, которая со всяким лобзается, к сестре тащишь!

— Так, — Храбр поморщился и посмотрел на притихшего Твердяту. — Ступай отсюда. Ну, живо! Этих забери, — кивок в сторону Нежки и Бажена.

Младшего брата со скамьи как ветром сдуло. Взяв за рухи детей, он увел их подальше от стола, к печи.

Услада дышала едва сдерживаемым гневом. Едва они остались за столом одни, повернулась и, уже боле себя не сдерживая, яростным шепотом обратилась к