Любовь - не обязательное условие, или Попаданка решит сама! - Катерина Александровна Цвик Страница 32

— А… он так и будет висеть над головой? — насторожилась я.

Как-то мне не улыбалось до конца дней ходить с этой «лампочкой». Хотя пощупать шарик странной силы было бы интересно, но не факт, что безопасно.

— До конца дня, — улыбнулся кардинал. — Думаю, этого хватит, чтобы все убедились в вашей чистоте.

— И часто вы такие шарики девушкам вешаете?

— Если я буду заниматься этим постоянно, у меня не останется времени ни на что другое, — хмыкнул настоятель.

— Неужели в королевстве так много незаслуженно обвиненных? — удивилась я.

— Ну почему же? Это редкость. Но в истории был случай, когда такие вот шарики вошли в моду, и одному из кардиналов пришлось волевым усилием прекратить эту практику вовсе. Поэтому сейчас я согласился провести ритуал только в порядке исключения по личной просьбе Армана.

Я посмотрела на канцлера и искренне произнесла:

— Спасибо.

Тот еле заметно поморщился и кивнул.

— Я провожу Жерома и подожду вас у храма, — произнес он и, поклонившись настоятелю, ушел.

Его высокопреосвященство задумчиво на меня посмотрел и медленно пошел к боковой колоннаде, разглядывая фрески на стенах храма и не спеша начинать разговор.

— Что вы знаете о Пресветлом и Темном богах? — вдруг спросил он.

Глава 18. Странные сказки и не только…

Я неопределенно повела плечами, пытаясь обобщить то, что знала об этих богах.

— Пресветлый и Темный боги сотворили этот мир. Потом они посмотрели на все и решили поделить обязанности. Один стал заниматься делами живых, а другой — делами уже усопших. Сначала все у всех было хорошо, а потом Темный решил подарить людям некую силу, которая способна призывать духов изнанки в тела еще живых людей. Судя по тому, что пишут в книгах, он это сделал из природной злобности, чтобы усложнить людям жизнь. А Пресветлый потом дал людям силу противостоять этому злу.

— «Судя по тому, что пишут в книгах…» — повторил кардинал мои слова и с любопытством на меня посмотрел. — Интересное выражение. Намекает на то, что вы думаете иначе.

А вот это уже нехорошо. Мало ли что я могу думать, но, если это будет идти вразрез с официальной версией, меня вполне можно заклеймить еретичкой, а мне такого «счастья» не нужно. И все же что-то в этом старике заставляло говорить откровенно. К тому же… Он ведь не зря показал мне изменчивые фрески старого храма?

— Вы сами натолкнули меня на мысли о том, что все может быть не так однозначно, как привыкли считать, — осторожно ответила я. — Люди не стали бы возводить храм обоим богам, если бы один из них и в самом деле был воплощением зла.

— Вы умная девушка, — чуть склонил голову кардинал, как-то по-новому меня разглядывая. На некоторое время задумался, а потом произнес: — Знаете, я, пожалуй, поведаю вам одну сказку. Опасную сказку, — он так на меня посмотрел, что у меня по спине поползли неприятные мурашки, — которую не стоит никому рассказывать, но некоторым людям ее все же следует знать.

— А может, не надо? — попыталась я откреститься от такой чести, но на лице кардинала снова появилась добрая усмешка, и он ответил:

— Это всего лишь сказка. Не пугайтесь. — И посмотрел на фреску, где Пресветлый исцелял тяжелобольного человека, а рядом на земле лежал уже умерший. — Говорят, в изнанке все выглядит совсем иначе. По крайней мере на самом первом ее уровне, куда души усопших попадают сразу после смерти. Там нет красок, нет света, но и нет и тьмы — все черно-белое. А еще белое там становится черным, а черное — белым. И лишь бог может без последствий пересекать грани этих реальностей. — Сказав это, он медленно пошел к следующей фреске и так долго молчал, что я не выдержала:

— То есть, пересекая грань, светлый бог становится темным и наоборот?

Кардинал пристально посмотрел мне в глаза и наконец ответил:

— Бог — это бог. Он не меняется, просто мы видим его иначе.

От осознания того, что он только что сказал, у меня пересохло в горле. Из слов кардинала невольно напрашивался вывод: Пресветлого и Темного богов никогда не существовало, а был лишь один. И озвучивать этот вывод вслух нельзя, иначе меня обвинят в богохульстве. Но получается, что, так сказать, раздвоение личности божества — это афера храмовников. И для чего это было сделано? Вопросов в голове стало просто неприличное количество, но с языка сорвался один:

— Но зачем он дал людям темный дар?

Кардинал сделал вид, что не услышал моего вопроса, и продолжил рассказ:

— Вот такой бог когда-то жил в далеком мире. В сказке чего только не бывает, правда? — Его улыбка стала грустной. — И все было в его мире хорошо… Сравнительно, конечно. Все же люди — это люди, и живут они по своему разумению: любят, ненавидят, делают добрые дела и грешат. А еще люди смертны. И проблема в том, что они смертны внезапно. Некоторые не оставляют завещания, а потом их дети воюют между собой и чуть ли не смертоубийства устраивают, и души умерших из-за этого страдают; некоторые не успевают при жизни что-то сделать или сказать, и их души не могут успокоиться; другие никак не отпустят обиду и жаждут покарать своего убийцу; а кто-то страдает из-за того, что видит, как убиваются из-за его смерти близкие. И все они не могут покинуть первый пласт изнанки, куда попадают сразу после смерти. Постепенно негативные чувства поглощают их все больше, они зацикливаются на том, из-за чего застряли, и не могут двигаться вперед на встречу с богом. Они превращаются в неприкаянных злобных духов, которым уже не суждено очиститься и отправиться дальше…

Кардинал вздохнул, ненадолго остановился еще у одной фрески и продолжил:

— Бог того мира любил всех одинаково: и тех, кто еще жил в его мире, и тех, кто уже умер и проходил очищение души на кругах изнанки. И он хотел помочь им отринуть мир живых и быстрее пройти посмертный путь.

Кардинал снова надолго замолчал, и я не выдержала:

— Получается, он дал людям дар на короткое время призывать умерших в наш мир, чтобы те могли сказать свое последнее слово и успокоиться?

— Получается, так. Конечно, все сложнее и