И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова Страница 31

В ответ я закрылась обеими руками.

— Почему у меня такой подробный осмотр? — наконец, возмутилась я, прикрывая грудь. — Мне говорили, что он должен быть... не подробным.

— Кто сказал? — строго уточнила спина Ингренса.

Сесилью я решила не выдавать.

— Неважно!

— Спутница короля должна обладать хорошим здоро... — важно начала спина лекаря.

— У меня великолепное здоровье! — вспыхнула я.

— Что вы говорите? Помнится, при мне вы два раза падали в обморок, — немедленно перебивая меня, напомнила спина Ингренса. — В первый раз при моем появлении на празднике, во второй раз — при моем появлении у вас дома. Я предположил, что вы теряете сознание либо при неожиданностях, либо при сильном волнении, либо при смене освещения, либо при моем появлении, что совсем маловероятно. Еще и остальное... Вас надо осмотреть тщательно. Скорее всего, не раз.

Бездна, обмороки!

— Все равно у меня прекрасное здоровье! — сконфуженно сообщила, осознавая, какое впечатление производят два обморока за две встречи вместе с неспособностью обращаться.

— Чтобы меня в этом убедить, требуется не падать в обморок хотя бы лет пятьдесят, — безжалостно прокомментировала спина короля.

— Обмороки? Подозрительно... Надо взять кровь на анализ, — озаботилась спина лекаря.

Повитуха стояла рядом, переводя взгляд с меня на мужчин. Я продолжала прикрывать грудь и препираться.

— Тогда у меня просто закружилась голова от духоты. А дома... я в тот раз не поела.

— Сколько времени вы голодали? — недоверчиво поинтересовалась спина Ингренса.

— Не знаю... Полдня, — соврала.

— Вы и сегодня не ели полдня. Я ждал третьего обморока еще вчера. У вас были порядочные волнения, было изменение освещения и вот — голод. Где третий обморок, леди? — требовательно вопросила зловредная спина.

— Как часто у вас обмороки? — тут же вопросил лекарь.

Я поняла, что дело плохо. Соврать, что они бывают периодически — означает сознаться в несуществующей болезни. А сказать, что теряла сознание два раза в жизни и именно при короле, я не могу!

— Не знаю! Может раз в... год, — буркнула.

— То есть сто двадцать обмороков за жизнь? Или двести сорок? — Ингренс был педантичен.

Я удручённо промолчала.

— Наблюдение. Кровь на анализ. Тщательный осмотр, — заключили сразу обе спины.

— Леди, локоть наверх, — повторил лекарь.

Бездна...

Я некстати вспомнила, что королю можно делать все, ходить куда угодно и не соблюдать положение о чести, что значило одно: он имел право и не отворачиваться. Молясь, чтобы Ингренсу не пришло это в голову, я уже помалкивала, с тоской вспоминая о нервокрепительном.

— Грудь средняя, мягкая, уплотнений не прощупывается, — заключила повитуха.

— А бедра? — с любопытством уточнил жених, который давно не листал свою книгу.

— Таз достаточно широкий, прекрасные перспективы для деторождения, — одобрительно заключила повитуха.

Ингренс издал какой-то звук. Я — тоже, по большей части жалобный. Но с угрозой. Заждавшийся желудок тоже издал звук. В нем явственно слышалась тоска.

— Ложитесь, — повитуха показала на кушетку, накрытую белой тканью.

Глядя прямо перед собой, я с достоинством опустилась спиной на прохладную ткань, чувствуя, как меня начинает знобить — и не от холода. Нервно вцепилась пальцами в ткань.

— Ноги шире, госпожа, — спокойно проговорила повитуха, находясь около моих бедер. Хорошенько сжав зубы, я мило улыбнулась и подчинилась.

— Сколько у вашей матери детей, леди? — спросил с места лекарь.

— Один, — пискнула, чувствуя руки повитухи.

— А у бабушек?

— Один и... один.

Лекарь цокнул неодобрительно. Мой род плодовитостью похвастаться не мог, тут наша позиция была не так сильна: я — единственная дочь, отец — тоже единственный сын, а дядя Драннис — на самом деле сын двоюродной сестры матери. И тоже единственный.

Некоторое время повитуха молчала. Я морщилась, ощущая неприятные прикосновения ее пальцев.

— Не молчите, дамиса, — поторопил лекарь со стула. — Есть ли хм... внешние или внутренние признаки, дающие повод сомневаться в здоровье и возможностях деторождения леди?

Повитуха удивленно глянула на меня.

— Повода сомневаться нет... У леди нет опыта.

Послышался хруст рвущейся бумаги: Ингренс порвал страницу книги.

— Девст-вен-на, — с профессиональной невозмутимостью вывел лекарь.

После этих слов комнату до краев заполнила тишина. Повитуха выпрямилась и сдвинула брови домиком, тревожно глядя в сторону мужчин. Приподнявшись, я тоже оглянулась. Оглушительная звенящая тишина исходила от Ингренса.

Невинность — редкость для рода Драконов, слишком уж сложно пронести ее через года нашей долгой жизни. Никто не требует ее при замужестве. Веря девичьим сказкам матери, а также ограниченная своими «особенностями» я не намеренно, но смогла.

Лекарь вопросительно повернул на короля мясистый нос. Ингренс несколько секунд сидел каменным изваянием, затем решительно поднялся, одновременно откладывая книгу.

— Бэр, дамиса. Прошу нас оставить, — повелительно проговорил. — Немедленно.

В смысле «оставить»?!

Я вскинулась с кушетки, одновременно инстинктивно подхватывая и прижимая к себе простынь. И лекарь, и повитуха вышмыгнули из комнаты так быстро, будто были мышами. Даже не попытавшись спрятать глаза, Ингренс развернулся на меня и в несколько шагов оказался вплотную.

— Что вы... Как вы... — я отступала спиной назад. Незащищенной спиной, потому что простынь я обернуть вокруг себя не успела, успела только прижать ее к груди, прикрываясь спереди. Нечаянно напоровшись бедром на стул, я чуть отвела глаза, дрогнула, в следующую секунду была уже подхвачена, снесена и приперта к холодному камню стены.

Руками я вцепилась в простынь. Сопротивляться было нечем. И... зачем?

Ресницы я приоткрыла через несколько секунд, и увидела только половину окна, все остальное заслоняло мужское плечо, горизонтальной линией рассекая для меня комнату на две части. Было тихо. Щеки касались белые пряди. Больше ничего не происходило. Снежинки заглядывали в окно уже с живым любопытством, но видеть могли только спину Ингренса и мои испуганные босые ноги, жмущиеся в пространстве между его сапогами.

— Леди, леди, леди, леди... Кларисса... Что вы делаете со мной? — тихо-тихо на грани слышимости прошептал Ингренс. Шепот ласкал волосы бережно, едва прикасаясь. Мужские руки беззастенчиво лежали на моей обнаженной спине. Замерев там, они так жадно сжимали голую кожу, будто пытались впитать ее в себя. Я тоже замерла.

— Ничего не делаю... — прошептала.

— Почти ничего... Всего лишь крутите меня в мельничных жерновах, выворачиваете... Я в жизни столько раз решений не менял. Как вы можете быть непорочны? Вам сто двадцать один,