Сердце пяти миров - София Андреевич Страница 31

— Твое тело прекрасно, Шербера.

Номариам не дал ей сказать то, что она хотела сказать: поцеловал ее опаленные солнцем губы, спустился к ее шее, заставив ее вздрогнуть, попробовал вкус ее кожи — пустыня, песок, жар — снова вернулся к губам, чувствуя, как все сильнее стучит в ушах сердце. Она была такая робкая: словно девственница, ни разу не бывшая с мужчиной, женщина, не умеющая отдавать, а только принимающая ласки, трава Побережья, пригибающаяся, но не ломающаяся под тяжелой ладонью.

Он должен был показать ей.

Она должна была узнать, что все может быть по-другому.

Номариам мягко уложил Шерберу на спину и на пару мгновений замер, глядя на нее, дожидаясь, пока она посмотрит на него в ответ. Ее маленькая грудь так и просила его прикосновения, и он не удержался и накрыл ее рукой, чувствуя, как под ладонью тут же сжался и стал тверже сосок, и как еле заметно отозвалось на это прикосновение ее тело.

И его тело тоже отозвалось.

— Я помогу тебе, — сказал он, и Шербера удивленно моргнула.

— Поможешь?

— Да, Шербера-трава. Помогу.

Правда, ему придется собрать для этого все свое самообладание.

Он поцеловал ее подбородок, ключицу, грудь, живот, который тут же напрягся, когда Шербера поняла, что он делает, и замерла.

— Отпусти прошлое, Шербера. Отпусти, — сказал он, разводя рукой ее бедра, и она закусила губу и на какое-то крошечное мгновение словно напряглась, но потом покорно откинулась на спину и закрыла глаза.

Номариам позволил ей почувствовать свое теплое дыхание, коснулся губами внутренней поверхности ее бедер, осторожно поглаживая, показывая, насколько мягким и нежным может быть прикосновение рук и губ человека, который не собирается причинить ей боль. Но она должна была не просто не почувствовать боли. Она должна была понять кое-что еще.

— Позволь мне помочь тебе, Шербера, — сказал он. — Позволь показать.

— Но ведь ты не собираешься… — Ее голос дрожал от смущения. — Но ведь…

Ее манящая нежная плоть была совсем рядом, и он уже не смог удержаться. Раздвинув пальцем пламенные завитки, он коснулся ее — снова и снова и снова, поглаживая чувствительный бугорок, то почти не касаясь его, то чуть надавливая, пока Шербера, сначала было подавшаяся вперед, не опустилась обратно на шухир с закрытыми глазами.

— Что ты… делаешь со мной? Почему это как будто больно и одновременно как будто…

Он коснулся самым кончиком языка этого словно ожившего, набухшего от прикосновения пальцев бугорка, и она ахнула и дернула бедрами, вцепившись пальцами в шухир.

— Номариам, мне… мне…

— Я помогу тебе, Шербера, — прошептал он. — Я помогу.

Он приник к ее прекрасному цветку губами, прошелся по нему языком, раскрывая его, отыскивая самый чувствительный бутон ее тела, и она вскрикнула и сама развела бедра шире, когда он обхватил его губами и чуть потянул, а потом отпустил, а потом повторил это снова, но уже не так нежно, и она тихо застонала, и прошептала его имя голосом, в котором неуверенность смешалась с мольбой.

Ему пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы охладить собственное бьющееся в теле желание.

— Номариам, я прошу тебя…

— Да, Шербера-трава, — прошептал он, снова ударяя кончиком языка в горячий и пульсирующий бугорок, пока его пальцы оглаживали ее уже сколький от соков страсти вход. — Да, я помогу тебе.

Вскоре она уже извивалась и вскрикивала под его языком и руками, и даже не заметила, как в ней оказались два его пальца, его губы обхватили ее требующую освобождения плоть и язык все сильнее и сильнее начал бить в нее, пока пальцы все ускоряли свои движения.

Его собственная каменно-твердая плоть готова была взорваться, и как он ни старался убедить себя в том, что сначала наслаждение должна получить она, у него ничего не получалось. Эта девочка, открывавшая с ним горизонты плотской любви, заставляла его терять от желания голову, забывая обо всем.

В какой-то момент Номариам оказался на ней сверху, и она успела только ахнуть от неожиданности, когда он скользнул в нее одним плавным толчком, но почти тут же пальцы Шерберы сжали его плечи, и она застонала — тихо и как будто сдерживаясь — и снова.

— Я прошу тебя… — Едва ли она понимала, о чем просит.

— Сейчас, Шербера-трава, сейчас, — сказал он, начиная двигаться в ней, и с ее припухших от его поцелуев губ стали срываться хриплые всхлипы и вздохи, и слова:

— Помоги мне, помоги мне, помоги мне…

И вдруг она вскрикнула, обхватила его за талию ногами и задрожала под ним, сводя его с ума своими, похожими на рыдания, стонами.

— Номариам! Ном… мариам!

— Я с тобой, Шербера-трава, я с тобой, я держу тебя.

Она уткнулась лицом в его плечо и хрипло дышала, сотрясаясь в первом в своей жизни освобождении, сжимая его плоть своей плотью так крепко, что он едва не последовал за ней.

Но все-таки сначала Номариам дождался, пока ее дрожь утихнет, дыхание станет ровнее и зеленые глаза распахнутся, глядя на него так, словно видят его в первый раз.

— Ты… ты не сделал мне больно, — сказала она.

Он толкнулся в ней, и Шербера замерла, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом посмотрела на него с почти детским удивлением на лице.

— Такое… такое может быть не один раз?

Он засмеялся, но тут же дыхание его сорвалось.

— Не один. — Номариам прижал губы к ее лбу, потом отстранился и посмотрел на нее. — Говорят, даже не одну сотню раз.

Он поцеловал ее в губы, потом в щеку, начиная свой собственный путь к освобождению, и уже скоро паутина Инифри повисла над ними магическим одеялом, соединяя акрай и ее спутника узами, которые должна была разорвать только смерть. И его магия распустилась в ней, свернулась огромными кольцами вокруг женщины, которую признавала, пусть и неохотно, и в момент, когда Номариам выдохнул имя матери мертвых, завершая связь, вонзила свои отравленные зубы Шербере в плечо.

Наполнила ее ядом.

Заставила закричать.

Он успел подхватить Шерберу, когда она лишилась чувств, но почти сразу же отпустил и даже успел схватиться за лежащий рядом с шухиром кинжал, когда в палатку, задыхаясь от ярости, ворвался Фир.

Глава 11

— Что ты сделал с ней? Что ты сделал с ней, проклятье Инифри, отвечай!

— Моя магия должна была отметить ее, иначе однажды она бы ее убила. Успокойся,