Проклятие Бессмертных: Король в Чёрном - Валентина Зайцева Страница 3

Он сделал паузу, и его взгляд потемнел, наполнившись чем-то похожим на разочарование.

— Должно быть, она наводит на тебя такой ужас, что ты готов оборвать её жизнь без всякой на то причины, без малейших угрызений совести, — Самир с показным сожалением покачал головой. — Каков позор. Какое падение для великого Каела.

Я ответил низким, яростным рычанием, что вырвалось из самой глубины груди, но чернокнижник даже не удостоил это вниманием, словно моя ярость была для него не более чем жужжанием надоедливой мухи.

Он склонил взгляд на девушку, чья голова покоилась у него на груди, прижавшись к чёрной ткани его дорогого костюма. Её белёсые, почти серебристые волосы рассыпались вокруг бледного лица, создавая разительный, почти болезненный контраст с тёмной одеждой мужчины.

— Мне необходимо позаботиться о Нине, — произнёс он тише, но в его голосе появились стальные нотки. — Она ранена, и поскольку Древние отреклись от неё...

Самир с явным, почти садистским удовольствием вонзал мне в рёбра этот невидимый нож, медленно проворачивая лезвие и подчёркивая всю серьёзность, всю непоправимость её отлучения от Источника.

— ...она теперь беззащитна. Совершенно и абсолютно беззащитна перед этим миром. И я не позволю тебе прикоснуться к ней. Никогда.

С этими словами чернокнижник исчез — просто испарился из реальности, словно его никогда и не было на этой пыльной дороге. Он забрал Нину с собой, не оставив ни всплеска магии, ни раската грома, ни малейшего следа своего присутствия. Лишь гнетущая пустота оглушила меня следом, словно весь мир внезапно потерял краски и звуки.

Я издал бессильный, бессловесный рёв ярости, что эхом прокатился по притихшему лесу, и в приступе бессильной злобы со всей силы ударил кулаком по стоявшему рядом массивному дереву. Кора разлетелась вдребезги под моим кулаком, обнажив белую древесину, и по руке потекла горячая кровь. Когда первая волна гнева схлынула, оставив после себя лишь леденящую, всепоглощающую пустоту, я опустил голову и в гробовой тишине ночного леса признался самому себе в собственном провале.

Мне следовало убить эту девушку тогда, когда у меня был шанс. Когда она была в моих руках, беззащитная и доверчивая.

Теперь, возможно, будет уже слишком поздно для нас всех. Слишком поздно, чтобы что-то изменить, слишком поздно, чтобы предотвратить грядущую катастрофу.

Глава 3

Нина

Чья-то рука прижала ко лбу прохладную влажную ткань. Это было божественно — единственная часть моего тела, которая чувствовала себя хоть сколь-нибудь сносно. Всё остальное пребывало во власти тупой, ноющей ломоты. Ещё не боли, но вполне достаточной, чтобы испытывать невероятный, изматывающий дискомфорт, выжимающий последние силы.

Мне с трудом удалось приоткрыть веки, и взгляд мой упал на неохотно знакомое лицо. Торнеус, в своей лиловой маске, склонился надо мной с озабоченным видом.

— Нам надо перестать встречаться при таких обстоятельствах, — прохрипела я ему, пытаясь придать голосу хоть какую-то твёрдость.

Торнеус в ответ лишь едва заметно усмехнулся и покачал головой, убирая компресс с моего разгорячённого лба.

— Боюсь, если ты и впредь будешь предаваться подобным фантазиям, как прошлой ночью, наши встречи станут весьма частыми, — произнёс он с нотками сдержанного укора, и переходя на неформальное общение.

Его тон напоминал строгого родителя, отчитывающего ребёнка за то, что тот полез на дерево, с которого неминуемо свалился. Свалиться с дерева, впрочем, было бы куда приятнее, чем то, что случилось со мной — падение с внезапно вздыбившегося коня, едва не стоившее мне жизни. Казалось, Торнеус никогда не упустит удобного случая прочесть мне очередное наставление о благоразумии и осторожности.

— Не думаю, что я решусь на повторение этого трюка, — кряхтя от боли, я попыталась приподняться на локте. — Но не могу пообещать, что не выкину чего-нибудь столь же безрассудного в будущем.

Торнеус тихо рассмеялся, и в этом смехе слышалась какая-то горькая усталость.

— Признаюсь, я разочарован, что ты не Снизошла прямиком в мой дом, — сказал он, осторожно обрабатывая царапину на моём плече каким-то пахучим настоем. — Полагаю, мы бы «поладили», как говорите вы, современные отпрыски.

Всё тело ныло, но при этом ощущалось подозрительно приглушённым и онемевшим, словно между мной и болью протянули толстую завесу. «Обезболивающее», — догадалась я, чувствуя характерную вату в голове.

— Кажется, я снова должна вас поблагодарить. И за этот раз, и за предыдущий, — пробормотала я, стараясь не показывать, насколько мне на самом деле плохо.

— Пришли открытку, — невозмутимо парировал он, не отрываясь от своего занятия.

Я не могла не рассмеяться, хотя это причинило мне боль в рёбрах. Его мёртвая панорама — абсолютно бесстрастное выражение лица — делала ответ ещё комичнее. Оказавшись в том мире, где мне довелось недавно претерпеть столько ужасов, я бы всё равно предпочла падение с лошади, будь у меня выбор между этим и тем кошмаром. Сейчас, с лекарством в крови, я чувствовала себя странно, почти отрешённо, но по крайней мере не так, будто меня выкрутили в стиральной машине и повесили сушиться, как после Инцидента в Святилище Вечных.

— Я выживу, доктор? — спросила я, пытаясь придать вопросу лёгкости, которой не ощущала.

— У тебя лёгкое сотрясение мозга, множественные ссадины и ушибы различной степени тяжести. Ты потеряла сознание от перенапряжения и стресса, полагаю. В остальном же, да, твой прогноз, несомненно, оптимистичен, — отчеканил он, словно зачитывая медицинское заключение.

Я снова хихикнула, несмотря на боль.

— На сей раз я не шутил, — заметил Торнеус с лёгким недоумением.

— Знаю, но ты всё равно забавный, — призналась я. — В тебе есть что-то... освежающе прямолинейное.

— Ты просто обязана сообщить эту новость моей супруге. Она придёт в полнейший восторг, узнав, что кто-то находит меня забавным.

На этот раз я ограничилась слабой улыбкой, чувствуя, как веки наливаются свинцом. Наконец-то я удосужилась оглядеться вокруг, стараясь сосредоточить расплывающийся взгляд. Это была не койка в лазарете и не тюремная камера, как я опасалась. Комната оказалась на удивление уютной, даже роскошной по меркам этого мрачного мира. Я лежала на большой, дорогой на вид кровати с тяжёлыми резными столбиками. Чёрная ткань ниспадала балдахином со всех четырёх резных столбиков, создавая ощущение защищённого гнезда. Дерево было искусно вырезано так, что напоминало