Артём+ Элла= приключения по эпохам. - Людмила Вовченко Страница 3

— Читателя? — переспросил Артём.

— Мы называем так того, кто читает ткань эпохи, — объяснила Хранитель. — Кто видит не только буквы, но и поля между ними. Ты — Читатель. А вы, Элла, — Защитник. Вы берёте удар на себя и возвращаете обоих домой.

Элла кивнула. Внутри кольнуло — смесь признания и, как ни странно, облегчения: роль, в которую не надо влезать — она совпала с ней.

— И что, — приподняла бровь она, — мы просто берём книги и гуляем по векам?

— Если бы, — Хранитель усмехнулась. — Мы берём задачи и возвращаем утраченное. Иногда это предмет. Иногда — письмо. Иногда — чья-то правда. Вы не туристы. Вы — реставраторы смысла.

Она повела их через зал. Стены на первом ряду стеллажей были инкрустированы буквами десятков алфавитов — не просто декоративно: когда они проходили мимо, некоторые знаки едва заметно светились, словно отвечали на невысказанное. На столах — лупы, перья, сияющие тонкой сеточкой очки с травлением по стеклу: в них, по словам Хранителя, можно было видеть то, что при жизни автор спрятал в межстрочиях.

— Это — Сcriptorium, — кивнула она на длинные столы. — Здесь читают. Рядом — Арсенал. Там вы получите своё.

Арсенал оказался вовсе не военной комнатой, а скорее мастерской. На стенах — ремни, кобуры, ножны, стальные пряжки; на стойке — перчатки, браслеты, чехлы для приборов. Ничего лишнего, ничего декоративного. Только инструмент.

— Люблю ясность, — шепнула Элла.

— Тогда оцените, — отозвалась Хранитель и достала из ящика два предмета. — Якорные браслеты. Пара. Работают только вместе. Встроенный компас на «своего»: если потеряетесь в толпе, браслет тянет в сторону напарника. Пульс, температура, ударная нагрузка — всё дублируется. Главное — функция возврата: одновременное двойное касание — и вас подтягивает к ближайшей Двери. Это не телепорт, — она предвосхитила вопрос взглядом Артёма, — это страховка.

Браслеты были тонкими, похожими на браслеты бегунов. Холодный металл лёг на кожу, будто всегда там и был. На внутренней стороне — выгравированный знак: перо, пересечённое мечом.

— А это? — Хранитель положила на стол миниатюрный чёрный футляр. — «Очки маргиналий». В них ты увидишь правки, которые оставляла рука автора или переписчика: зачёркивания, едва нажатые следы, «скрытые слои» чернил. А вам, Элла… — она протянула втягивающуюся, как линейка, тонкую складную дубинку с матовой рукоятью. — Кистень стропный. Лёгкий, но цепкий. И перчатка. Не для красоты.

Элла примерила дубинку. Рука сама нашла хват, очень старое и очень выученное мышечное чувство отозвалось лёгким удовольствием.

— Без огнестрела? — спросила она.

— В некоторых эпохах пистолет — не аргумент, а огонь на твоей голове, — сухо сказала Хранитель. — Мы работаем тихо. И живём долго именно поэтому.

Они прошли дальше — к огромной полусфере в центре зала. Внутри крутилась карта мира. Но это не была обычная карта: материки расползались и сходились, границы то появлялись, то исчезали, города вспыхивали огнями и тухли, словно на старом кино. У полусферы стоял юноша в сером жилете — с тонкими пальцами и лицом, которое как будто создано для того, чтобы запоминать. Табличка: «Каталогист».

— Лино, — сказала Хранитель. — Познакомь наших.

Лино поклонился.

— «Карта Троп», — сказал он. — Она показывает, где на нашей территории открываются Двери. Они любят большие узлы: станции, рынки, храмы… и торговые центры. У каждой эпохи — свой «вход»: иногда кладовая, иногда исповедальня, иногда задняя лестница. Мы выбираем те, где вас не заметят. Важно помнить: Двери симметричны только изнутри. Снаружи вы возвращаетесь туда, откуда вышли — всегда.

— Правила, — напомнила Хранитель. — Их немного. Первое: не менять ход больших событий. Мы не переписываем историю — мы чинем оборванные нитки. Второе: не тащить будущее в прошлое. Телефоны, антибиотики и прочее — оставьте себе. Третье: не оставаться там дольше, чем нужно. История влюбчива: может не отпустить.

— Четвёртое? — поднял бровь Артём.

— Не влюбляться, — невозмутимо сказала Хранитель. — Но это правило все нарушают. В той или иной степени. Постарайтесь — позже.

Элла молча скрестила руки. Хранитель мельком посмотрела на неё и неожиданно мягко добавила:

— Ваше тело — не только оружие, Элла. Это ещё и якорь для Читателя. Когда страх дохнёт в спину — ваша ладонь вернёт его в «здесь и сейчас».

Они двинулись к дальнему крылу — туда, где стеллажи казались плотнее. Здесь был «Зал Эхо»: глухая ниша с полукруглой стеной, на которой висели десятки ключей. Все — разные: от гигантских железных до крошечных позолоченных.

— Это «ключи-дела», — пояснила Хранитель. — Каждый открывает не замок, а нужный фрагмент времени — точку входа к задаче. Мы не путешествуем просто так: только туда, где нас просит что-то найтись. Иногда это слышимый зов — например, дневник, который «не хочет» гореть; иногда — сухой счёт в каталоге: «утрата — письмо». Иногда зовёт место: район, улица, порт. Сейчас мы выбираем первое.

Она провела ладонью вдоль ряда. Пальцы остановились.

— Три варианта, — сказала она, не поворачиваясь. — Париж, август 1572-го. Маленькая записка, исчезнувшая в ночь резни. Лондон, Уайтчепел, осень 1888-го. Несколько писем, которые могли изменить ход охоты. И Московия, 1565-й. Книга из библиотеки, которую называют «Либерия Ивана», — её не существует, говорят. Но у нас есть её запах.

Артём почувствовал, как внутри взметнулось сразу несколько потоков: «Клеопатра и TikTok» красиво разбивались о вихри Парижа, туманы Лондона и тёмную, вязкую, как смола, Москву опричнины. Он поймал взгляд Эллы. Её глаза чуть прищурились — она явно уже вычисляла не романтику, а риски: узкие улочки, толпы, вооружённые толпы, одиночные переулки…

— Выбирать будем не столько сердцем, сколько задачей, — заметила Хранитель, будто прочитав оба лица. — Но сердце нам поможет выжить.

Они ещё долго ходили: залом «Маргиналий», где на стеклянных стендах лежали страницы с правками — будто аккуратно сняли кожу с книжных тел; у «Доски Связей», где разноцветными нитями связывали имена, места, шифры; мимо «Комнаты Возвращения», где обыкновенная лавка с шероховатой доской была почему-то самым тёплым местом из всех — там всегда оставляли хлеб и чай для тех, кто возвращается дрожа.

— А теперь — последнее, — сказала Хранитель. — Клятва.

Она подвела их к низкому столу с чернильницей, пером и