Стихийница - Екатерина Александровна Боброва Страница 3

class="p1">Нет, это ж надо было — он снова загорелся несправедливостью — архимага, разбавленным пивом поить. Правильно, что сжег. Там и не пострадал никто. Не считая пары сотрясенных голов — он их из пожара за ноги через крышу вытаскивал. Так и бросал на землю. Да и чему там было сотрясаться? Мозгам, которых нет?

Но с того случая он старался с дебилами не связываться. Морока эта — осуждение общественности… И штрафы.

Через час поисков Герхан вынужден был признать их тщетность. Дом был пуст. Нет, так-то он был полон всякой дребедени, встречалось и запрещенное законом или требующего особого разрешения. Но нужного… того самого… не было.

Герхан остановился посреди гостиной, оглядывая беспорядок, ставший еще более явным. Плевать… внешнее его никогда не привлекало. Главное то, что внутри — в голове. А то ведь чистота на полках может свидетельствовать и о незамутненных знаниями мозгах.

Но делать что-то надо было… Для визита в гости еще рано. В таверне Дикого Храпа давно не наливают в кредит. Да ни в одной таверне этого идиотского города его уже на порог не пускают. А ведь когда-то… Он причмокнул. Потом взгляд встретился со своим отражением. Магистр раздраженно развеял иллюзию. Н-да… Он бы сам себя на порог не пустил с такой рожей. И какая, к темным, девочка? Они от него с визгом убегают, теряя туфельки.

Герхан подошел к двери лаборатории. Оценил плотность наложенных плетений. Сам накладывал… Старался. И чтобы сдохло то вдохновение, которое на него нашло. Тут полдня возиться, не меньше.

Тоска росла, заполняя едкостью сознание. Из уголков памяти поползли обиды. Еще и одиночество вдруг навалилось на плечи. А внутри шевельнулось что-то остро-болезненное, похожее на совесть. И захотелось на воздух…

Он открыл шкаф, отмахнулся от вылетевшей пыли. Достал костюм. Оглядел критично. Запустил очищающее заклинание, которое от пыли, конечно, очистило, но ветхость материала не скрыло. Пришлось накладывать иллюзию. Потом идти умываться. Расчесываться. Больше всего провозился с туфлями, которые никак не хотели находиться.

Нашлись. Хотя он подумывал плюнуть и идти босиком. Когда его останавливала такая мелочь, как отсутствие обуви? Тогда, когда шел к Барху-мешочнику. В его лавчонке столько распознавателей — бизнес требует, что никакой иллюзии не хватит. Разве что возобновляемой, но та жрет столько… Да и лень возиться, если честно… Ради каких-то там грязных ног, пусть они и будут оскорблять своим видом горожан. Вот на последних ему уж точно плевать.

Герхан подумал, а не вымыть ли ноги… Но решил, что чести много. Сунул босыми в туфли.

Осталось последнее и самое важное.

Нет, он не распродавал свое. Еще чего не хватало опускаться до такого. Он же не бедняг какой-то. Архимаг.

Но обмен — другое дело. Почти благородное. Особенно, если меняешь что-то ненужное… А у него этого ненужного — целый дом.

Он нагнулся, отпихнул ногой диванную подушку, которая решила прилечь на пол. Поднял лазурит. Придирчиво посмотрел на свет. Край отколот, но чистота камня все еще имела ценность. Таких накопителей уже не делают.

Сунул в карман и, насвистывая, вышел на улицу, помахивая тростью.

Еще за пару улиц до лавки он начал копить любезность. Растягивал губы в улыбке. Думал о хорошем. Даже поздоровался с какой-то парой. Выходило неплохо. Так что в лавку он заходил с предвкушением победы.

— Доброго дня, уважаемый хозяин.

Нет, так-то неуважаемый. В прежние времена Герхан дверь с ноги вышиб бы. Ну или воздушным тараном вынес. Но времена меняются, а лавки остаются… И пальцы аж заныли от желания тут все сжечь.

— Утро еще, — недружелюбно буркнули из-под прилавка.

Сначала показалась лысая макушка. Потом обрамляющие ее седые волосы, высокий лоб, выпуклые, вечно слезящиеся глаза и мясистый нос. Ниже шли пухлые губы и рыхлый подбородок. На этом лице все было излишним. Даже уши. А вот ростом Барх не вышел. И чтобы не торчать одной головой из-за стойки он использовал высокий стул. На который сейчас и громоздился, отдуваясь. Возраст не щадил никого…

— Дружище, ты даже по ночам здесь работаешь, — попытался пошутить Герхан. Вышло не очень. Доброты на лице лавочника не прибавилось.

— Что у тебя? — буркнул он неприветливо.

Герхан уже проклял себя за то, что взял лишь лазурит. Камушек на огромном, из темного дерева прилавке смотрелся жалко. Лицо Барха скривилось, но долг торговца требовал соблюдения ритуала. Так что он заграбастал камушек толстыми пальцами. Шустро ощупал, глянул на свет специальной лампы и вернул обратно.

— Отличный же накопитель да, Барх?

Магистр сам себя ненавидел за эти заискивающиеся нотки, а еще за беспомощность… Все, что он мог сейчас — мечтать раздавить гадину. Это земноводное в человеческом обличье. Но если он убьет всех лавочников в округе, кто станет ему продавать выпивку?

Барх тяжело вздохнул. Оглядел своего ненавистного, хоть и постоянного покупателя. Прошлый век. Самомнения больше, чем воздуха, которым тот дышит.

— Ты же знаешь, Герхан, такие больше никому не нужны…

«Прошлый век» в очередной раз принес замшелую старину, не понимая, что эта замшелость только и годится, что пылиться на полках. Он и возится со стариком лишь из уважения к его прошлым заслугам.

— Сейчас в моде металлические накопители. Сталь. Или искусственные кристаллы. Ничем не хуже натуральных алмазов. Сам бы попробовал.

Герхан аж затрясся от такого предложения.

— Чтобы я… вот это… искусственное?

Так-то Барх и сам не очень любил прогресс — заморочно подстраиваться, но признавал его удобство. А уж натуралов вообще считал выскочками, много о себя мнящими.

— Ну как знаешь, — пожал плечами, катнул камень обратно и припечатал: — Не возьму. Полный шкаф таких. Никто не берет.

Полюбовался на застывшего от изумления старика. И ведь все прекрасно знает, но делает вид, что слышит впервые. Из него вышел бы отличный актер. Не лучше архимага. Но кому нужны таланты, которые живут прошлым и не могут быть полезны настоящему? Никому… Магия дарует им долгую жизнь, но толку-то? Мир слишком быстро меняется, чтобы они продолжали оставаться частью него.

Он отвернулся к стеллажу, прекрасно зная, что будет потом.

Робкое покашливание. Надо повернуться, удивиться, что посетитель еще здесь. Полюбоваться выражением смирения на его лице, под которым дрожит едва сдерживаемая ярость.

Н-да… любопытно было бы услышать, как костерит его сейчас старик. Все же раньше знали толк в ругани. Не то, что сейчас. Сплошные запреты. Правду сказать: «жирная старуха» нельзя — могут и штраф впаять. И слова-то какие пошли: личное пространство, самоопределение, равноправие. Плюнуть в спину — дискриминация, унижение. В морду дать — нанесение телесных повреждений. А раньше,