Пшеничная вдова - Данила Скит Страница 27

Разочарованно вздохнув, Исбэль затушила керосинку, когда служанка снова распахнула ставни и внутрь комнаты впорхнул первый дневной свет. Сегодня ее движения были грубыми и рваными и причиняли боль голове, но Исбэль не стала делать Марте замечания – она утонула в собственных мыслях.

– Марта, а почему стражник не заходит вместе с тобой? – в какой-то момент спросила принцесса.

Один из рыцарей всегда заглядывал внутрь вместе со служанкой или лекарем, наблюдая, чтобы не происходило лишних разговоров. Даже когда к ней таскали тазы с водой, северянин втискивался в узких проем маленькой комнатушки, растягивая его своими широкими плечами. Правда, при этом любезно отворачивался, утыкаясь забралом в серый камень… Исбэль приходилось выгонять и служанку и рыцаря, чтобы помыться в одиночестве, полностью одеваться и вновь раздеваться с новой порцией воды. В эти моменты девушка чувствовала себя вышколенным солдатом. Вот только с Мартой происходило иначе. Уже второй визит подряд их оставляли в одиночестве, и никто даже не побеспокоил.

О деревянную поверхность звякнула яшмовая заколка. Длинная, словно корень пастернака, с небольшим зеленоватым цветком на конце. Опершись дрожащей рукой о стол, Марта плюхнулась на рядом стоящий стул. Только сейчас Исбэль заметила, что та находится в странном смятении. Возбужденная, растрепанная, с влажным, лихорадочным блеском в глазах. И смотрит так, будто ее гнали как кобылу по проселочной дороге со срочным известием в сумке перепуганного доносчика.

– Я… я его убила, – разомкнулись припухшие губы Марта, блестящий взгляд уперся куда-то в угол, аккурат на метлу, возвышающуюся над кучей ветоши.

– Кого? – опешила Исбэль, захлопав малахитовыми глазами. Ей показалось, что она услышала что-то не так, или, наверное, что-то не так поняла, – Тех, что у входа? Но… Как? Что ты такое говоришь?

– Нет, – выдохнула Марта щеками, похожими на огромные мехи, – Этим я отдалась, чтобы не заходили. Я про другого.

Исбэль потеряла дар речи.

Всегда аккуратная Марта сегодня действительно выглядела потрепанной: большой накрахмаленный чепец съехал на бок, и из-под него змейками выползали непослушные культи черных волос, огромные щеки, будто напичканные камнями гальки, стискивали по краям круглый, словно черешенка, рот – сегодня он был припухшим и совсем раскрасневшимся, помятое платье и этот знакомый блеск в глазах… Ходили слухи, что Марта спала со стражниками. Исбэль ее об этом никогда не спрашивала, да она бы и не рассказала, уж слишком была скрытна. Настолько, что слухи так и остались слухами. Но ведь ее никто так и не смог поймать за руку, думала Исбэль, да и стражники на нее никогда не жаловались… Но о каком убийстве она говорит?

– О Боги, Марта, – Исбэль осторожно, словно олененок, присела на край стула, будто от этого зависела тайна их разговора, рука ее коснулась мясистой ладони на столе: – Только не замолкай! Я знаю, насколько ты скрытна. Расскажи мне, – робко попросила Исбэль, но потом сразу перешла к давлению: – Я все-таки твоя королева и приказываю.

Вспыхнувшее любопытство Ее Величества Марта удовлетворила бы и без всяких просьб и приказов.

– Я вонзила нож ему в шею, когда он брал свое промеж моих ног, – зло прошипела Марта, и Исбэль сразу же пожалела о своей просьбе, – Сегодня ночью, на стыке Звездной и Псового переулка. Он толкается, а я… – Марта занесла руку и несколько раз проткнула воздух воображаемым кинжалом.

Исбэль стало дурно. Она упала лицом в ладошки и громко вздохнула.

– Глупость! Какая глупость! – проверещала она.

– Да не больно они глупые-то, – донеслось сквозь пелену смятения, – Теперича редко в одиночку ходят, да и сотне придется дать, прежде чем посчитают тебя проверенной…

Исбэль резко отняла от ладоней лицо. Рыжие кудри – продолжение болезненных мыслей, сбросили оковы железных заколок. Те отпружинили на пол одетый камнем со звоном, сравнимым разве что с плачем битого стекла. Отчаянье развязывает язык сильнее, чем вино, а тишина порой красноречивей, чем неуклюжие рассказы. Исбэль знала, что хотела поведать Марта своим поступком и тем, что упорно величает ее «Вашим Величеством». Поэтому встала, выпрямила спину и назидательно положила ладонь на скосившейся набок чепец:

– О, моя верная, отважная Марта, – сказала Исбэль и голос ее наполнился возвышенной помпезностью. Такая обычно встречалась на королевских пирах, в тронных залах и при посвящении в рыцари. – Главное достоинство девушки – честь. Непорочность – дыхание души. С каждым падением дыхание сбивается, пока душа не превратится в пустой кувшин, худой и бесполезный, который не услаждает даже взгляд. В него больше никогда не вольют молоко. Не смей больше никогда отдаваться стражникам! Ну… хотя бы без любви…

– Значит, вы не осуждаете меня за убийство? – мельком глянула Марта из-под чепца, и ее взгляд походил на взгляд кукушки, подкладывающей свои яйца в чужое гнездо.

– Война удел мужчин, а женщина призвана возносить жизнь, – уклончиво ответила Исбэль, воровато отводя в сторону взгляд. Но Марта смотреть не перестала, поэтому добавила: – Начисто рассудить могут только Боги. Короли занимают престолы по их воле, но и у них, порой, затуманивается взгляд. Найти дорогу во тьме иногда помогает только совесть. Пусть в эти трудные для страны времена Боги подарят свет и направят твою совесть по верному пути, – еще более уклончиво ответила Исбэль, окончательно снимая с себя ответственность.

Марта медленно сползла со стула, утирая сопливый от слез нос:

– Ваше Величество… вы же не прогоните меня? – стоя на коленях, спросила с надеждой Марта, усиленно ловя макушкой дрогнувшую ладонь принцессы.

– Нет, что ты, Марта, я…

В дверь требовательно постучали. Однако, не вошли.

– Тебе пора, – стараясь сохранять спокойствие ответила принцесса, и когда Марта поднялась, встала на цыпочки и поцеловала ту в лоб, – Я ценю твою верность. Но не забывай… слушай свою совесть.

Когда дверь закрылась, Исбэль устало опустилась на кровать. Волосы так и остались не убраны – сейчас ни одна заколка не удержит болезненное смятение мыслей. Беспокойная ночь и холодное раннее утро… Исбэль положила голову на подушку.

Во сне она опять бежала по коридорам замка. Прикосновение Ярла прожигало кожу. На седьмом вдохе она поняла, что все кончено. Стены наплывали на нее и казались живыми, коридоры были бесконечны: бесконечность впереди и бесконечность позади. Двери исчезли, окна потеряли свой свет, она старалась припасть к ним и увидеть солнце, но не могла даже приблизиться. Они ускользали, и с каждым шагом становились только дальше. Пропитанные запахом гари гобелены свисали грязными тряпками, а на них шевелились гербы: вот, змея дома Антрантес, что обвивает цветущий посох, теперь она шипит на нее и пытается укусить, вот, падающая звезда Веласкесов на