Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна Страница 27

— Значит, это просто… месть? — уточнила я, внимательно разглядывая его мрачное лицо.

— Если желание отыскать кого-то, а потом выпотрошить живьем и оставить на съедение собакам можно назвать местью, — он задумчиво перебрал по воздуху удлинившимися изогнутыми когтями, — то да, вероятно это она и есть.

Я постаралась не зацикливаться на его словах. Слишком уж фантасмагорично они звучали, и больше подошли какому-нибудь киношному триллеру, а не разговору на залитой ноябрьским солнцем кухне.

— Как ты это делаешь? — вместо этого спросила я, кивнув на его когти. — Я никогда не видела такого… уровня контроля. Обычно альфы могут использовать частичную трансформацию только во время драки, когда полны ярости и адреналина. Но в твоем запахе я сейчас не чувствую ни того, ни другого.

— Мой отец обучил меня этому, — отозвался он, помолчав. — Он не был мне родным, но… дал мне куда больше. Я попал к нему в очень хреновый период своей жизни, и он буквально спас меня. Научил читать священные книги и слушать голос Великого Зверя внутри себя. Я занимался с фанатичным упорством того, кто боится обернуться и увидеть пропасть у себя за спиной. Так, словно от этого зависела моя жизнь. И преуспел больше, чем смел надеяться.

— Постой, — недоуменно перебила его я. — Ты хочешь сказать, тебя воспитал кто-то из священников? Ты поэтому согласился пойти со мной сегодня?

— Я доверяю судьбе, — качнул головой он. — Но я также доверяю тем, кто мудрее и опытнее меня. Если бы ты предложила пойти в полицию или к экстрасенсам, я бы ни за что не согласился, но Церковь — другое дело.

— А ты вообще в курсе, что Церковь не одобряет убийства в подворотне? — чувствуя себя как-то глупо, уточнила я.

— Церковь не одобряет блуд и бездуховность, — возразил Йон, наморщив нос. — Ей по большому счету плевать на то, как мы решаем свои прочие личные дела. И ей уж точно нет дела до какого-то мелкого жулика, который к тому же даже не бестия.

— Убийца, грубиян и расист, — подвела итоги я. — Просто волшебно.

— Любовь всей твоей жизни, ты забыла добавить, — усмехнулся он, поймав мой взгляд, и я с некоторым облегчением осознала, что буря миновала и он снова успокоился.

— Не дождешься, — высунула язык я, поднимаясь из-за стола и отбирая у него пустую кружку из-под кофе. — Собирайся, нам пора идти.

На улице было солнечно, но прохладно, и вместе с дыханием с наших губ срывались облачка белого пара. Отраженное от стеклянных панелей, витрин и лобовых стекол, солнце было повсюду, оно окружало нас обоих своим сахарно-студеным сиянием, заставляя часто моргать и щуриться. Я даже вдруг подумала, что никогда не видела такого яркого солнца и не ощущала его лучи на своей коже так отчетливо, словно они гладили меня невидимыми маленькими пальчиками. Весь мир вдруг стал на порядок красочнее, громче и четче, словно кто-то выкрутил настройки на максимум, и я не могла не задаваться вопросом о том, всегда ли он таким был или же действительно изменился всего за одну ночь.

Йон держал меня за руку. На мой немой вопрос ответил, что так ему спокойнее, а когда я его заверила, что не собираюсь убегать от него, он с каким-то особенно мрачным весельем в глазах отозвался, что мне бы это все равно не удалось. Но, наверное, дело было в том, что мне и не хотелось отнимать у него свою руку. Это казалось естественным, это казалось даже единственно правильным, но я не забывала напоминать себе о том, что тому виной дурацкая метка, а вовсе не мои собственные чувства к этому альфе. Да и о каких чувствах могла идти речь, если мы были знакомы без году неделю, а все, что я о нем знала, это то, что он убил какого-то, по моего словам, криминального элемента, пьет черный кофе со льдом и явно плохо умеет контролировать свои импульсы — как в ярости, так и в вожделении. Но при этом я чувствовала себя так, будто знаю его всю жизнь или даже дольше. Что он снился мне еще до нашей встречи, надевая маски киношных персонажей или моих знакомых, которые в реальности бы никогда так себя не повели. Что я всю жизнь целенаправленно шла к моменту этой встречи и этому ощущению его руки, крепко сжимающей мою. В этом не было ничего рационального, ничего объяснимого и ровным счетом ничего хорошего. Все, чему меня учили, во что я верила сама и что считалось общественно правильным, сейчас трещало по швам, потому что, кажется, ни разу за все двадцать восемь лет моей жизни я не испытывала ничего настолько настоящего.

— Ты же понимаешь, что ваши отношения с твоей подругой в корне ненормальные, да?

— Что? — Его вопрос, внезапно вторгшийся в мои размышления, как-то совсем не соответствовал тому руслу, которое проложили мои собственные мысли, и это немного выбило меня из колеи. Я подняла голову, непонимающе нахмурившись, и осознала, что его лицо находится несколько ближе, чем мне почему-то казалось. Впрочем, в переполненном вагоне метро едва ли могло быть по-другому, учитывая, что он оттеснил меня в самый угол, зажав там и закрыв своим телом от остальных пассажиров.

— Ты мучаешь ее, маленькая омега, — отозвался он. Чтобы я могла его слышать сквозь гул движущегося поезда, ему приходилось наклоняться достаточно низко, и я ощущала его теплое дыхание на своей коже. — Она хочет тебя против своей воли, а получить в полной мере все равно не может. Я знаю, что тебе нравится ощущать себя желанной, но это неправильно. Если желаешь ей добра, оставь ее.

— Я бы скорее поверила в твои добрые намерения, если бы вчера ты не заломил ей руку за спину и не взялся устанавливать свои порядки на ее территории, — поджала губы я, покачав головой.

— Иногда инстинктам очень сложно сопротивляться, знаешь ли, — усмехнулся он, явно не испытывая особого чувства вины. — А мои мне вчера весь вечер твердили, что ты моя и что любой другой альфа неважного какого пола, кто посмеет к тебе прикоснуться, это мой прямой конкурент.

— Вот и как после этого с вами общаться, когда вы нас воспринимаете не как равных себе, а как территорию для завоевания и охраны, — пробормотала я.

— Тех, кого мы воспринимаем как равных себе, нам хочется убить, — хмыкнул он, и что-то такое в тот момент было в его взгляде, отчего у меня по спине побежали холодные мурашки. — Священные книги говорят, что ярость альф и похоть омег это две крайности, в которые ударяются бестии, не умеющие слушать Великого Зверя внутри себя. Лишь приняв его дары в полной мере, приняв самих себя и свои желания, мы сможем обрести над ними контроль.

— Ты не слишком-то похож на того, кто полностью себя контролирует, — не сдержалась я.

Йон какое-то время молчал, угрюмо глядя куда-то через мое плечо. Потом без особой охоты уточнил:

— У меня выдался тяжелый месяц. Сначала тот идиот-дилер, за которым я попусту гонялся почти две недели, а потом это, — он кивнул на свою правую руку. — Я уже сказал тебе, у меня много дел, и вся эта история совсем в них не вписывается.

Я ничего не ответила, внимательно вглядевшись в его лицо. Он был совсем из другого мира — опасного, непонятного и незнакомого. Мира, который иногда показывали в криминальных хрониках или в кино соответствующих жанров. У нас с ним не было и не могло быть ровным счетом ничего общего, и мы бы вряд ли задержались друг на друге взглядами, случайно встретившись ими в толпе. Но волей судьбы, которая отчего-то решила, что все знает лучше, мы сейчас стояли в мерно подрагивающем вагоне метро, зажатые со всех сторон разношерстной толпой, а я вынуждена разбираться со своими идиотскими идеями о том, что, возможно, правда ждала этого странного парня всю свою жизнь.

Когда объявили нашу станцию, Йон, работая локтями и не особо церемонясь, проложил нам путь к выходу из вагона, пока я, повиснув позади него, торопливо и смущенно извинялась перед всеми, кого он излишне агрессивно толкал по пути.

— Ты всегда такой грубый? — с досадой уточнила я, когда мы наконец вышли и поднялись обратно на улицу.

— Я не фанат метро, — хмуро отозвался он. — Мне не нравится ощущение этой навязанной близости с посторонними.