Виктория - значит Победа. Сердцу не прикажешь - Салма Кальк Страница 24

Он посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то несусветную чушь.

- Так вот я не готов говорить о своём деле, если есть хоть малейшая возможность, что нас подслушают.

- Малейшая есть всегда, - качаю головой. – Любой некромант может подслушать вас из теней, и что вы сможете ему противопоставить?

- Вы правы, но откуда здесь в эту пору возьмётся некромант? – он говорит с видом невероятного превосходства.

- Сейчас в доме их двое, - сообщаю будто бы о самой обычной в мире вещи. – И если я вскоре не появлюсь из кабинета или не дам о себе знать каким-то образом, то там, снаружи, начнут беспокоиться.

Он снова хмурится – потому что какие ещё некроманты могут быть в моём доме? В доме юной вдовы, которой двадцать два года, которая ничего не видела в жизни и не знает тоже ничего, и которой надлежит слушать старших и опытных. Я как-то очень легко считала с него всё это, но – молчу. Пускай думает, что хочет.

Мне же остро хочется взять зеркало и позвать сюда старшего и опытного графа де Ренара. И если герцог ещё что-то такое мне скажет – я непременно позову. Думаю, с защитой герцога он как-нибудь разберётся.

- Вам не угрожает решительно ничего, - говорит герцог.

- Поклянётесь? – он, конечно, не беспризорник из Песчаного конца, и не воришка из тех же краёв, но маг.

И смотрит так, будто я снова сказала что-то несусветное.

- Нельзя столь юной особе быть такой недоверчивой, - замечает он.

- Нужно, - не соглашаюсь с ним. – Если бы я доверяла всем подряд, то жизнь моя была бы сейчас намного печальнее, если бы вообще была.

- Какие глупости, - отмахивается он.

- Ничего подобного, - говорю я. – Расспросите де Ренеля, он расскажет вам о покушении на моего супруга и на меня, и ещё о втором покушении уже лично на меня, и возможно, о чём-нибудь ещё, связанном с этими событиями.

- Отчего вы сразу – покушение? Вдруг это ошибка, или какие-то игры вашего покойного мужа, в которых он проиграл, а вы просто оказались рядом?

О да, а в спальне-то меня случайно убивали, с Гаспаром покойным перепутали. И я-то знаю, что убийца на самом деле преуспел, и Викторьенн мертва. Попросить Ренеля посмотреть на этого человека повнимательнее?

- Вы понимаете, господин герцог, что эти ваши слова весьма подозрительны? Господин де Ренель пока не нашёл концов. Может быть, ему следовало искать их в столице? Или поблизости от ваших владений?

- Вам ничего не угрожает, - повторил он. – Я заинтересован в том, чтобы вы были живы, здоровы и благополучны.

- И какова причина вашей в том заинтересованности? – что-то непонятное.

- Непростая, - говорит он.

Достаёт из поясной сумки какую-то бумагу- неспешно и аккуратно. Я смотрю недоумённо, потому что – ну говорите уже, господин герцог, что там у вас. А он, не торопясь, разворачивает лист и в своих руках показывает его мне.

- Вам в руки не дам, извините, вы пока не показали, что вам можно доверять.

Один-один. Мы друг другу не доверяем, но он при том что-то от меня хочет.

- Что ж, я тоже могу сказать, что вам ничего не угрожает, - пожимаю плечами.

Но кажется, он воспринимает эти мои слова, как дерзость. И разворачивает лист ещё шире.

Текст на листе написан чернилами, аккуратным разборчивым почерком. Я читаю… и ничего не понимаю.

Сим подтверждаю, что согласен отдать мою единственную дочь Викторьенн де Сен-Мишель замуж за Жермона-Луи де Фрейсине, когда той дочери исполнится шестнадцать лет и она войдёт в брачный возраст. Антуан-Валентин де Сен-Мишель.

Что? Это что за бред он тут мне показывает?

Дата на записке – я даже посчитала – семнадцать лет назад. Бедняге Викторьенн было тогда лет пять, кажется. А в шесть её отослали в пансион, и там она пробыла как раз до шестнадцати. И к этому моменту её родителей уже не было в живых, ни матери, ни отца, который молчком уже определил её будущую жизнь. Наверное, был рад без памяти спихнуть дочку за герцога. Или этот вот Жермон тогда ещё не был герцогом?

И вообще, что ему в Викторьенн? Это сейчас она, то есть я, богатая невеста, потому что мне досталось имущество Гаспара и я его усердно преумножаю. А какой капитал она представляла собой в пять лет? Чем она могла его заинтересовать? Или что там меж ними вообще произошло – этим вот Жермоном и отцом Викторьенн?

- Я не понимаю, господин герцог, - говорю я ему честно и откровенно.

- Чего же вы не понимаете? – интересуется он.

- Ничего, - я смотрю на него внимательно, но давить опасаюсь – мало ли, какой там он маг, отчего я не расспросила вчера господина графа Ренара? – Почему вдруг вы решили взять меня в жёны, когда мне исполнилось всего лишь пять лет, и почему не взяли, когда я достигла тех самых указанных в записке шестнадцати.

Теперь уже он пожимает плечами.

- Что удивительного в желании взять за себя дочь приличного человека?

Я не сразу формулирую ответ.

- Наверное, тот факт, что владения приличного человека чуть поболее стола, а взять его дочь в жёны пожелал целый герцог? Какой смысл герцогу в дочери господина де Сен-Мишеля?

- Что значит – целый герцог? – хмурится он.

- Не половинка. Почти принц. Много власти, много влияния, и наверное, возможность отличных партий с самыми знатными девушками королевства. И вдруг – Викторьенн де Сен-Мишель, у которой весьма небольшое приданое и которая воспитывается в очень непритязательном пансионе.

- Пансион весьма достойный, а ваш отец понимал, что мне нужна скромная, набожная и хорошо воспитанная супруга.

- И всё же, почему мой отец?

Извините, не верю.

- Может быть, он спас мне жизнь, и я был обязан ему? – герцог усмехается или мне кажется.

- Может быть или были? – поднимаю бровь. – Но в любом случае, смерть отменяет все обязанности такого рода. Мне вы не обязаны ничем.

- Отчего же? Это я давал обещание.

- А он давал своё согласие. Но всё это не имеет никакого значения, потому что моего отца нет в живых уже десять