Победоносец - Anne Dar Страница 2

К тому же, Полеля росла точной копией матери: густые каштановые волосы, заплетаемые в тугие косы, лазурные глаза, обрамлённые длинными ресницами и ровными бровями, курносый нос и губы цвета спелой рябины – наша сестра с раннего детства была редкой красавицей. Но что самое главное: красота, дарованная ей природой, не развращала её. Полеля была добродушной от рождения – качество, в полной мере передавшееся ей и от нашей матери, и от отца, который всю свою жизнь прятал своё уникальное добродушие за маской напускной суровости.

Именно благодаря людям, окружавшим меня с момента моего появления на свет, я считаю начало своей жизни счастливым. Если бы только было возможно, я бы обменял всё своё безмерное могущество, которым обладаю теперь, на то, чтобы вернуться назад и исправить ошибки своего прошлого бессилия. Я бы отдал свою жизнь, чтобы изменить или хотя бы просто забыть то, что сделало меня тем, кем я являюсь сейчас.

***

Сначала мы жили в небольшом камчатском поселении нововеров, образовавшемся в середине двадцать первого века: выйдя из леса в хорошую погоду, вдалеке, впритык к самому горизонту, можно было рассмотреть вершину Ключевой Сопки. В поселении было всего семьдесят две избы, отстроенных по традициям прошлых веков, и немногим больше трёхсот жителей. Почти в каждой избе общины было больше одного ребёнка, и ни в одной избе не имелось ни одного изобретения двадцать первого века. Я рос, не зная о существовании космических спутников, обыкновенного интернета, всех видов телефонов, телевизоров или радио, и даже машин мы не видывали: землю вспахивали конной силой, кони же и были нашим средством передвижения. Такая жизнь была непростой – труд с рассвета до заката: земля, скот и лес – обработка, уход, охота и сбор. Больше всего в нашей семье чтили лес, так что с землёй мы, в отличие от прочих жителей общины, возились меньше. У нас была делянка для сенокоса, делянка для картофеля и делянка для тыквы – всё прочее мы выменивали у соседей, которые с лесом дружили чуть меньше нас: дичь, грибы, ягоды, меха, рыба, сушёные растения и мёд диких пчёл – всё это высоко ценилось, особенно среди тех, кто в лес был не ходок. Благодаря природным талантам отца, мы не голодали, а благодаря заботам соседки, разменявшей седьмой десяток и в одиночку растившей внука на два года младшего Полели, всегда, когда нам приходилось трапезничать не под открытым небом, а под крышей родного дома, мы ели не только досыта, но и вкусно. Добрую старуху звали Домна, Полеля часто помогала ей, играя с её внуком – ещё до его появления Домна присматривала за Полелей, обучала её женским ремёслам и нововерским обычаям. Изба у Домны была совсем маленькая и сильно перекошенная, стояла впритык к нашему забору, так что зимние вечера она часто проводила в нашей просторной и светлой избе, читая нам сказки или наставляя отца ещё раз жениться: свободных девиц в округе хватало, даром что многие были не из нововерских, да он от каждой взгляд воротил – не мог забыть свою любовь к нашей матери.

Наше дремучее поселение образовалось стихийно. Дед Бессон рассказывал о том, как в две тысячи пятидесятом году произошло одно из самых сильных в истории русских земель землетрясение, сотворившее масштабный разрыв земной коры, практически полностью отделивший Камчатку от материка – связь с Большой Землёй сохранилась только благодаря узкому перешейку, впрочем, полностью затапливаемому каждую весну. В то же время на Камчатке разразилось массовое извержение вулканов, породившее оползни и затопления, и в мире начали появляться первые прорицатели, что, впрочем, никак не помогало здешним землям. Из-за отделения от материка, непрекращающихся извержений вулканов и частых землетрясений, люди начали массовый исход с камчатской земли, который завершился только спустя десятилетие, вместе с затуханием основной вулканической активности. Чтобы заново заселить опустевшую, плодородную землю, продолжающую вызывать сомнения в безопасности жизни на ней, власти того времени отменили налоги для здешних переселенцев. Так на Камчатке начали хаотично и совершенно бесконтрольно возникать новые, глухие деревни – до строения городов дело долго не доходило по причине продолжающейся сейсмической активности. Таким образом, в середине двадцать первого века на эту землю пришли русские, называющие себя нововерами. Суть их новой веры была незамысловата и до абсурдности проста – вера в наступающий конец света и в возможность спастись там, где современный мир может только загнуться. Придя на Камчатку, нововеры начали масштабную стройку своего первого и по итогу ставшего последним деревянного города, которому сразу же дали высокопарное наименование – Замок. Огромный город всего лишь за пять лет отстроился на потрясающей в своей красоте природной территории, когда-то принадлежавшей Кроноцкому заповеднику. Возвёл Замок Земский Храбр – могущественный человек, один из пяти основателей новой веры, самопровозгласивший себя не просто правителем удивительного города, но первым нововерским князем. У Храбра было трое сыновей: Красибор, Перекрас и Мстислав. Говорили, будто старшие братья были так же хороши, как их отец: и сильные, и смелые, да к тому же и добрые – как в лучших традициях старославянских сказок. Да вот только из всех сыновей остался у Храбра лишь младший, отличающийся силой, но точно не добротой: старшие в один день погибли во время сильного землетрясения, случившегося в час их охоты на медведей. Прошло время и на место состарившегося и ушедшего на покой Храбра, в две тысячи восемьдесят пятый год, в который наша семья перебралась из скромного лесного поселения в великие пределы Замка, пришёл к правлению Мстислав Земский. У нового князя в это же время шёл в рост наследник одного возраста с нами – весёлый и ловкий княжич. Мы были детьми нововеров. С нас всё и началось.

Глава 2

Лето 2090-го года

С закрытыми глазами я лежу на опушке, раскинувшейся перед молодым лесом, и, ощущая на своём лице мелькание солнечных зайчиков, запускаемых братом издалека, почти дремля, слушаю звонкие трели жаворонков, свободно разлившихся в высоких небесах. Так бы и лежал часами напролёт, наслаждаясь лёгкими дуновениями ветра, летним теплом и предвкушением мальчишеских приключений… Но вдруг моего лица начинает касаться что-то маленькое и мягкое. Не открывая глаз, я знаю, что это Полеля – она не смогла, хотя пыталась, приблизиться ко мне тайком, и теперь дотрагивается моей щеки сорванной по пути, длинной травинкой. Я хорошо знаю повадки своей весёлой сестрицы: сколько будет длиться это лето, столько она будет пытаться тайно подловить меня в полудрёме, чтобы пощекотать травами мою кожу