Перья столь порочные - Лив Зандер Страница 19

Дезориентированный, с гулом в ушах, я посмотрел на наши переплетённые руки. Взгляд поднялся по её руке, изрезанной красными царапинами. Выше. Ещё выше. Камень.

— Нееет! — пронзительный материнский крик разорвал мои приглушённые ощущения. — Нааая!

Я поднял голову — мать рухнула на колени, искажённый силуэт дрожал, вцепившись глазами в меня. Отец стоял рядом, застыв. Лишь Аскер и Харлен бежали к нам, что-то выкрикивая. Сдвиньте своды? Поднимите… камни?

Голова раскалывалась, когда я вновь посмотрел вниз — и увидел лишь изуродованную руку Наи, торчащую из-под каменной груды. Камни повсюду. Рядом. Вокруг. Сверху на ней.

Желудок скрутило. Грудь судорожно сжалась, когда я протянул руки к обломку, закрывавшему её голову, пока кровавые полосы рассекали горизонт. Я упёрся. Сдвинул его — и увидел красную ромашку, зажатую между прядями чёрных волос, осколками белой кости и сочащимися розовато-серыми складками.

Нет…

Грудь сжало.

Ная. Моя сладкая, невинная Ная.

Боль началась в сердце — прорвала грудную клетку, выгрызая дыру между рёбрами с каждым чудовищным укусом. Скребла. Царапала.

Тени вырвались из меня, всплеском чёрных щупалец. Они стремительно устремились в небо, застилая святилище мраком, от которого ледяным холодом свело воздух. Вороны падали с небес, глухо ударяясь о землю, где в агонии били крыльями, спутываясь в моих тенях, расползающихся во все стороны.

Они сомкнулись вокруг Аскера и Харлена, остановив их всего в нескольких шагах от меня, и потянулись своими отростками к моим родителям.

Я разжал пальцы Наи и, пошатываясь, двинулся к ним.

— Нет… не их. Не их!

Но стоило шагнуть в плотный туман теней, как мучительная боль вцепилась в мои ноги. Как удушающие лозы, мои собственные тени оплели меня, прижимая к земле, поднимаясь всё выше.

Я попытался втянуть их обратно. Приказал вернуться.

Они не послушались.

Освободившись, они укрыли моих родителей в чёрной пелене, поглотили их целиком, пока крики не смолкли в гробовой тишине — тишине, что расползлась по всему Вальтарису, превратив королевство в склеп.

— Малир… — голос Аскера пробился сквозь молчание за моей спиной. — Что ты наделал?..

Глава 9



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, покои Галантии

Я лежала в кровати, уставившись на странный квадратный вырез в камне там, где стена сходилась с потолком. Особенность, которую не так легко заметить, ведь через неё свисали темные полосы, видимо, из кожи, словно занавеска, достаточно тяжелые, чтобы ветер снаружи почти не шевелил их. Зачем это здесь?

Когда глаза начали гореть от напряжения, я сжала их на мгновение. Заснуть оказалось почти невозможно — ведь рядом не было Рисы, чтобы сказать мне, что стоны, раздающиеся в ночи, — это всего лишь ветер, цепляющийся за углы замка. Не было Рисы, которая проводила бы рукой по моим волосам. Не было Рисы, которая утешала бы меня.

Нет Рисы…

Я… одна.

Всегда так одинока.

Моё зрение замутилось, когда что-то густое и тяжелое поднялось в груди, колющее болью за грудиной. Больно так, что хотелось плакать. Хотелось вылить это тяжёлое чувство из груди, как когда я была ребёнком.

Я ударила себя по щеке.

Плачь!

И снова.

Плачь!

Когда ни одной слезы не появилось, я била себя обеими ладонями, снова и снова, но… ничего. Я не могла плакать, и не могла, и не могла, черт возьми, плакать! Почему? Что со мной не так?

Когда дверные петли тихо зашуршали, я резко поднялась, сердце бешено колотилось в груди. Еще было светло для ужина, так что это не могла быть немая девочка, которая приносила мне еду. Кто тогда? Себиан? Капитан Аскер?

Глотка сжалась.

Малир?

Я щурилась на короткую, хрупкую фигуру, которая вышла из тени. Просто ещё одна девочка-Ворон.

Я приказала мышцам расслабиться и выровняла дыхание, успокаивая сердце. Так длилось до тех пор, пока девочка не подняла голову, и оранжевое пламя камина не отразилось на её изуродованном лице. Боги, будьте милосердны…

Следы ожогов покрывали правую половину её лица, искажая его до почти угловатой формы. Они доходили до линии волос, где остались лишь несколько черных прядей, запутавшихся вокруг остатка уха — мочка отсутствовала.

— Это обычное зрелище в этом замке, — прозвучал в голове голос Себиана. — Твой отец любит поджигать нас.

Глотка сжалась, но я проглотила комок, напоминая себе о мертвом мальчике в деревне. На каждого ребёнка-Ворона, пострадавшего от войны, был ребёнок-человек, который также страдал. Всё просто.

С кисточкой в одной руке и бархатным синим мешочком в другой худощавая девочка подошла ко мне, не поднимая взгляд, чтобы встретиться с моими глазами.

— Если можно… они… они послали м-меня… — Глоток оборвал её слова. — Чтобы расчесать твои волосы и уложить их, чтобы выглядело прилично.

Прилично… для двора.

Мысль о приёме среди Воронов заставила сердце сжаться в груди. Не то чтобы я могла избежать этой ужасной участи, так что не было смысла устраивать сцену. А сцена именно привлекла бы внимание Малира.

Я встала и села на стул рядом со столом, притворяясь, что у меня нет красных следов на лице от того, как я била себя, словно сумасшедшая.

— Хорошо, — сказала я.

Девочка держала голову странно набок, ставя мешочек на стол, сосредоточив взгляд на черных шпильках, которые вытащила оттуда и выстроила для дальнейшего использования. Веки её обожженного глаза слиплись на внешнем углу, а радужка почти побелела. Полуслепая, да?

Конечно, я знала, что страдания среди невинных существуют во время войны, но никогда не видела их так близко, во всей этой уродливости. Это каким-то образом заставляло меня содрогаться изнутри. Я не знала, что с этим делать.

Игнорировать, наверное.

Когда девочка встала за моей спиной, она осторожно провела щеткой по волосам. Щетина дрожала на моей голове, как будто я могла убить её одним, о, я не знаю… щупальцем тени, наверное. Смешно.

Когда знакомая тишина комнаты стала невыносимой, я прочистила горло.

— Какой у тебя дар? — спросила я.

— У меня нет дара, — ответила она. — Больше… больше нет. Моя аноа умерла.

— Твоя… что?

— Ворон, который приносит наш дар, называется аноа. — Отложив щетку, она взяла одну из шпилек и ловко обвила прядь моих волос вокруг пальца. — Говорят, что при рождении наша аноа спускается с луны, неся наш дар. Тяжёлое бремя для ворона, поэтому порой проходит много лет, прежде чем мы его получим… если только это не дар Пустоты. — Она пожала плечами. — Он пуст, так что в целом ничего