Пшеничная вдова - Данила Скит Страница 18

пыл. Народ не видел, как убивают его короля, не видел, как режут горло его наследнику. Зато у них будет прекрасная возможность лицезреть веревку на шее пшеничной вдовы. Скоро закончится весь этот бред. Этот безумный город, от мала до велика – просто клубок шипящих змей. Нужно рубить до самых плеч.

– Но у змей нет плеч, мой принц.

– Тогда представьте, что это транталы.

– Это я могу. Тут, главное, с хвоста не заходить.

– Знаете, я все размышлял, не совершил ли я ошибку, оставив тогда ее в живых, – Реборн резко остановился, повернувшись к лорду Торелли, – Ведь не было бы этих мятежей, не знай Аоэстред, что принцесса жива.

Реборн признавался себе, что поддался тогда сиюминутному порыву, продиктованному исключительно желанием мести. Какое-то время он убеждал себя, что не мог поступить иначе – легкая смерть, дарованная последней крови после оскорбительного выпада могла сойти за слабость, а репутацией своей он дорожил. Но со временем понял, что это лишь отговорки – он желал мести и это была единственная правда. Реборн не боялся правды, с ней у него была нелицеприятная, зато искренняя взаимность.

Он предпочёл бы, чтобы она сгнила в тюрьме. Никому еще не вредило перед смертью хорошенько подумать над своим поведением. Видимо, колоть кинжалом исподтишка у женщин Теллостоса было в ходу, как и размахивать своим не менее острым, но глупым языком.

Исбэль и без того была стройна, и не продержалась бы без еды и воды и семи лун, а для осознания своих ошибок требуется много больше времени – решил Реборн, поэтому приказал поить ее. Так Исбэль продержалась бы лун двадцать и умерла с полным чувством собственной неправоты. Но уже совсем скоро стало ясно, что ошибку совершил сам Реборн, глупую, непростительную ошибку, какую не совершил бы даже ребенок. В очередной раз он убедился, что месть – дурное чувство, никогда не доводящее до добра. Пришлось расщедриться еще и на похлебку – до тех пор, пока он не решит, что делать дальше. «Дальше» стало обретать форму, когда первые шлюхи достали свои кинжалы.

– Ошибка эта была или не ошибка, этого я не знаю. А, может, было бы хуже, может они озверели бы в конец и снесли замок, а может небо упало бы на землю! С этим городом невозможно быть в чем-то уверенным, – развел руками лорд Торелли, – Чую, в Аостреде полно таких как моя жена. А с этим шутки плохи.

– Все, что происходит с правителями – происходит с государством. Нужно уметь исправлять собственные промахи, – по тону принца Вердан понял, что он принял твердое решение и переубеждать его бесполезно. Впрочем, делать он это и не собирался. Визг простонародья не доставлял ему удовольствия. Не было в этом ни славы, ни доблести. Если бы в городе услышали свистящий вой чешуйчатых тварей, то сразу бы поняли разницу: Вердан любил терять пальцы в честном бою, а не отбирать багры у тощих красильщиков, еще до него потравленных парами ядовитых красок.

Разгромленные лотки с товарами лежали ломаными досками у стен высоких желтых домов, по периметру обнимающих площадь. Солдаты сгрудили их, лениво пиная древесину в предрассветном холодке. Город еще спал. Несколько пехотинцев гоняли шпану, пытавшуюся сковырнуть из обломков пару добротных гвоздей. Скоро звук молота разбудит местных, а за ними проснется и весь город. Целые сутки Реборн отвел Аоэстреду, чтобы страх его набрал нужную силу. Не больше, чтобы злые горожане не заполонили улицы, но и не меньше, дабы урок смог усвоиться.

На следующее утро, Реборн уже стоял на том же самом месте, в то же самое время. Виселицу закончили. На этот раз народ не спал, и уже уже высыпал на улицы. Кого-то согнала стража, кто-то набрался смелости и вышел сам. Люботыство и страх покинули свои дома, расставшись с теплом мягких постелей. Прозвучал трубный призыв. Люди выглядывали из окон, спешили в переулки, заполняли опустевшие торговые ряды главной улицы.

Поднялся ропот. Крик, оханье. А потом настала внезапная тишина. Значит, ее уже повели по улицам. Значит, люди почувствовали страх. Реборн не надел ни шлема, ни перчаток. На нем оставался только доспех из вороненой стали и меч на плече. Принц решительным шагом направился к Лабиринту Ночи.

Он должен был сделать это сам.

Глава 7. Виселица

Прохлада ночи еще не успела уступить место нарастающему галопу дневной жары, солнце лениво ворошило заспанный горизонт. Пропотевшие, разгоряченные вечерней духотой тела медленно остывали под сталью лат. Не пройдет и пары часов, как металл снова накалится – обманчивая, короткая передышка.

Камень центральной улицы холодил утренней росой. Обувь Исбэль сгрызли крысы, туфельки были сделаны из добротной кожи – девушка выкупила ими собственную жизнь, когда грызуны вконец озверели и перестали бояться камней. Это случилась накануне.

«Страх проникает в самое сердце и убивает его. Пусть не удалось выжить… пусть… но мне есть, ради чего забыть о страхе. Они навсегда запомнят меня королевой».

Исбэль боялась повернуть голову, и увидеть в глазах людей то, что может ее переубедить. Взгляд уперся в черные латы рыцарей, выросших перед ней, как исполинские дубы северного двуречья – мужчины Глаэкора почти на голову превосходили южан. Первые лучи солнца слепили отвыкшие от света глаза, слезы увлажнили зрачки, Исбэль щурилась: эти слезы – не печаль и не страх. Пусть не думают, что она боится. У нее хватило сил, чтобы выпрямить спину. Пентри таскал вареные яйца почти семь лун, и она нашла силы пройти достойно. Только каждый шаг доставлял нестерпимую боль, лодыжка опухла от оков и предательски ныла при каждом движении.

Народ, от мала до велика: мужчины, женщины, старики, дети, навалились грузной толпой по краям улицы, холодные взгляды провожали усталую процессию. Сморщенные старухи мяли в руках подолы своих льняных платьев. Никогда еще центральная улица не была настолько молчалива. Было слышно, как через несколько кварталов кот отчаянно дерет кошку. Долгожданные вопли весны заглушил крик сокола, распростерший быстрые крылья по сумеречному полотну рассвета.

Она шла неспешно, впитывая в себя последние минуты своей жизни. Жаль только, что она не увидит лучей нового дня. Исбэль так любила солнце, его естественное тепло грело не тело, а душу. Никакой огонь не мог подарить эту теплоту, а ей сейчас было так холодно… В пятку воткнулось что-то колкое. Исбэль поморщилась и опустила взгляд. Колосок пшеницы. Надо же…

– Вперед, – без претензии ткнул в спину стражник, замыкающий вокруг Исбэль плотное кольцо стали.

Теперь даже если бы захотела, она не