Три подруги и все-все-все - Анастасия Солнцева Страница 18

— Но почему именно сорок четыре? — не успокаивалась я, мучаясь загадкой. — Почему не сорок восемь? Не четыре? Не сто пять?

— Может, это номер по порядку? Или это место в общем зачёте? — начала выдавать идеи муза.

Но выдавала как будто бы на сдачу.

— Общий зачёт предполагает, что где-то проводилось соревнование, — поморщилась я, не оценив варианты.

— Может быть, так и было, — развела руками подруга.

— Соревнование по скоростному рисованию?

— Я бы не сказала, что оно скоростное, — муза потёрла нос ладошкой. — Тот, кто был в той квартире, совершенно точно никуда не торопился. А вот нам хорошо бы.

— Куда? — не поняла я.

— Как куда? — всплеснула руками подружка. — В клуб!

— Отменяется, — покачала я головой.

— Чего?! — завопила подруга возмущённо.

— Мне надо в одно место, — и я направилась к двери.

— Так это место в твоей квартире есть, — и муза указала рукой на мой совмещённый санузел.

— Мне в другое место надо, — закатила я глаза раздражаясь. — А ты оставайся здесь. И жди меня. Я скоро вернусь… наверное.

Глава 8

Дом Князя был окружён темнотой и тишиной. В наших краях летом темнело поздно. Но сегодня ближе к вечеру небо затянули тяжёлые грозовые тучи, дождь так и не пошёл, но отсутствие света сократило день и ускорило наступление ночи.

Я вышла из машины, в которой просидела последние полчаса, заглушив мотор и отчаянно борясь с нерешительностью. Нужно было принять решение, но не получалось. Столько всего вышло из-под контроля. У меня всегда была почва под ногами, даже в самые тёмные времена. Я всегда знала, куда нужно идти. И пусть порой приходилось шагать вслепую, прокладывая путь сквозь стены или ломая их собой, всегда было чёткое понимание почему и для чего. Но сейчас я поняла, насколько сильно устала. Отчаянно захотелось, чтобы рядом был тот, кто сильнее меня самой.

Поёжившись, я накинула на плечи захваченный жакет и направилась в обитель вампира.

Окна не светились, стоянка для автомобилей была пуста, и на подъезде к поместью меня никто не встретил, хотя это вообще ничего не означало. Подданные Яна умели оставаться незаметными тогда, когда это требовалось. Но природа вокруг казалась ещё более нетронутой и дикой, чем раньше, словно то, что держало в узде её буйный темперамент, исчезло. Жизнь покинула эти места. И, кажется, покинула их навсегда.

Когда я подошла к двери, она скрипнула и, подхваченная сквозняком, распахнулась.

Я перешагнула через порог и с грустью оглядела пустые стены, которые ещё недавно были увешаны произведениями искусства со всех уголков мира. Ян обожал три вещи: окружать себя редкостями, делить постель с красивыми женщинами и выглядеть добродетельным в собственных глазах. Для первого нужны были деньги, для второго — деньги и власть, для третьего — наивность. Как ни странно, ему удавалось всё это успешно сочетать. А ещё он умел видеть красоту в том, что другому казалось просто грязной черепушкой или осколком давно забытой древности. Наверное, одной из двух чёрт, которые делали нас похожими, была неразрывная связь с прошлым.

Второй была мстительность.

Я не умела прощать и забывать.

И он тоже.

Вздохнув, я аккуратно притворила за собой дверь, чтобы не болталась на ветру. Щёлкнул замок, который я не трогала, разрывая устоявшееся безмолвие и отрезая мне путь назад.

За спиной кто-то появился.

Обернувшись, я увидела силуэт, замерший на лестнице.

Небрежно облокотившись о перила, он стоял лицом ко мне.

— Всё получилось? — спросила я, не выдержав первой.

Силуэт начал спускаться.

Медленно, изящно, с достоинством, наслаждаясь каждым сделанным шагом вниз по ступенькам.

Сойдя с последней, он направился ко мне, ступая босыми ступнями по мягкому, дорогому ковру, как по подиуму. Он будто бы шёл к трону, демонстрируя себя в каждом плавном тягучем движении.

Запахло свежими, влажными от росы малиновыми листьями, сухим деревом и мхом.

Сделав последний шаг, он остановился в метре от меня. Улыбнулся. И ответил знакомым голосом с чужими интонациями:

— Как видишь.

И повёл меня прочь от двери, вглубь замка. Туда, где находилась оранжерея, занимавшая почти всё левое крыло поместья.

Внутри собралась тьма и влажный спёртый воздух, какой бывает, когда в запертом помещении оставляют что-то мокрое. Везде были расставлены горшки с землёй, а две торцевые стены представляли собой сплошь стеклянные панели, поднимаемые специальной системой механизмов для регуляции поступающего кислорода и солнечного света.

Сейчас в опустевшее помещение ничего не поступало, об оранжерее перестали заботиться. Все цветы погибли. Из чёрной земли торчали лишь корявые сучки и не догнившие корешки. Смотреть на это было печально. Когда-то эта оранжерея, а в холодное время года прекрасный, любовно выпестованный зимний сад, была заполнена редкими растениями, являвшими собой торжество ярких оттенков. Они, эти оттенки, изящно и непринуждённо нарушали чётко выверенную и вычерченную симметрию жизни Князя, и что главное — делали это безнаказанно. Ян позволял оазису цвета и света существовать рядом с собой, и одно это было громким провозглашением манифеста о свободе, о победе и о любви.

А теперь это было кладбище, вроде тех, которые образовывались на месте заброшенных деревень и вымерших сёл. Смерть как напоминание о жизни, что когда-то присутствовала здесь. Смерть как памятник — вот чем теперь были эти ещё не успевшие истлеть растительные останки, надгробными плитами для которых стали нераспечатанные мешки с удобрениями.

— Мне здесь нравится, — поделился мой собеседник.

Пройдя вдоль длинного узкого рабочего стола, где остались небрежно лежать грязные садовые инструменты, он отодвинул одну из табуреток и сел.

Я идти следом не торопилась. Вместо этого с другой стороны обошла стол, позволив ему стать барьером между нами. И остановилась возле большого керамического пузатого сосуда, напоминающего древнегреческую амфору. Шершавые стенки выцвели на солнце и были покрыты слоем въевшейся в пористую глиняную поверхность пыли, но рисунок всё ещё можно было различить.

Моя заинтересованность не укрылась от пристального взгляда мужчины, который хоть и старался выглядеть незаинтересованным, всё же отслеживал каждый мой шаг, особенно сделанный прочь от него.

— Орхидея, — промолвил он. — Занятное… растение.

— Чем же? — кончиком указательного пальца я попыталась соскрести серый налёт, но быстро перестала, испугавшись, что испорчу картинку.

— Красивейший цветок, ровесник динозавров.

Я поморщилась с недоверием. Он моего лица не видел, но настроение считал чётко и быстро. Такое внимание могло бы испугать. И