Развод со зверем. Он не отпустит - Анна Григорьевна Владимирова Страница 15

— Чем обязан? — холодно поинтересовался я.

— Если коротко, то вы зашли слишком далеко. Не находите? — сузил он глаза. — Вы покрываете связями деятельность вашей жены, которая привела нашу семью к трагедии.

Я выжидательно молчал.

— Север, я буду откровенен, — продолжил он, — в Совете будет подниматься вопрос о корректирующем законе, который запретит подобную деятельность людям. Им не понять, что может испытывать оборотень, когда у него забирают пару. Люди не должны иметь возможность вести дела, связанные с разрывом наших семейных пар. Наша история держится….

— Я понял, — перебил я его. — Прошу прощения, но я спешу.

— Не позволяйте вашей женщине продолжать соваться в это дело, — жестко отчеканил он.

— Угроза, — констатировал я.

— Дружеский совет. Никто не должен думать, что люди могут вмешиваться в нашу жизнь с разрушительными последствиями. Это приведет нас к большой катастрофе.

Я только стиснул зубы, развернулся и зашагал к машине. Он угрожал моей женщине. Тварь. Руль едва не треснул под пальцами. Рафинированная псина, а не волк. Угрожать оборотню, что безопасность его женщины под угрозой, может либо полный идиот, либо шакал с покровителями. Но, учитывая, что фамилия у этого типа знакомая, думаю, там и собственных связей достаточно. Тем более, если кто-то собрался разворошить судебную систему и подкосить закон о защите прав женщин, который ещё не вполне окреп.

Я медленно вдохнул и попробовал успокоиться, чтобы в голове прояснилось.

Нужно будет разузнать, что вообще происходит….

19

Алёна была готова, когда я нашел ее в гостиной. Она сидела на диване, на котором мы закончили вчерашний вечер, одетая в чёрный строгий костюм, волосы собраны на затылке, взгляд — в стенку, в руках — мобильный. Захотелось предложить ей никуда не ехать, распустить её волосы, стянуть с неё этот костюм и отобрать телефон….

— Поехали?

Я не узнал собственный голос.

— Я сделала тебе кофе, — вдруг сообщила Алёна растеряно, и я замер.

На столе было пусто. А на мой вопросительный взгляд она усмехнулась:

— Он остыл, — она облизала губы и поинтересовалась тихо: — Хочешь горячий?

— Ладно.

Алёна поднялась и прошла к кофеварке.

Я же проследовал к стулу, цепляясь взглядом за изменения, которые произошли с утра. Моя женщина наследила повсюду, но не так, чтобы бросить вызов привычному порядку. Просто оставила чистую чашку у раковины, куда-то задевала полотенце, которое я вешал на крючке, переставила стулья… Спорила со мной? Или давала понять, что она хотела бы тут жить, и у нее есть право голоса?

Алёна практически не бывала на кухне прежде, игнорируя эту часть квартиры, а я просто привык к патологической чистоте и жил здесь так, как умел. Мы почти не ели дома, предпочитая питаться где придётся. Но теперь будто все изменилось. Я смотрел на спину Алены, ее сжатые плечи и выступающий шейный позвонок, пока она стояла над кофеваркой, и мне все не удавалось отделаться от этих признаков жизни в нашем доме.… Будто симптомы какой-то болезни, которые могут указывать на сотни других недугов.

— Как операция прошла? — спросила вдруг Алёна так, будто бы ждала этого момента три года. Чтобы можно было просто произнести эти слова, как заклятье, оберег, что спасают от зверя.…

Я же получил ещё один симптом.

— Успешно, — выдал я машинально, не спуская с неё взгляда.

— Как тебя отпустили?

— Без проблем.

— Но есть же пациенты….

— Ты переживаешь, что я рискую чьей-то жизнью сейчас?

— Нет. — Она запустила пальцы под ворот водолазки, будто та сдавливала горло.

Всё в ней говорило мне ее раздеть и никуда не ехать. Но нельзя.

— Тебе интересно, чем я жертвую, чтобы быть сейчас с тобой? Ничем.

— Я решила, что ты вчера рисковал ради меня.

— Я рисковал больше, чем ты думаешь. Но пациенты тут не при чем.

Она обернулась с чашкой, мазнула по мне удивленным взглядом и направилась к столу.

— Не хочешь ехать? — Чувствовал себя так, будто собираю анамнез.

— Я должна, — отстраненно заметила она и отвела взгляд, усаживаясь напротив. — Иначе это воспримут как то, что я сбежала, спряталась за твоей спиной, сдалась.… — И она вернула на меня взгляд. — А я подумала, что, может, я и правда спряталась и сдалась?

— А как должно выглядеть, если бы это было не так? — Я подался вперед, складывая руки поверх стола, и Алёна прикипела к ним взглядом. — Это нормально — быть иногда слабой.

— В твоем мире? — усмехнулась она, но взгляда не отвела.

— Тем более. Но ты не знаешь, как это — сдаться. Ты не привыкла к этому. Сколько я тебя знаю — ты бьешься на износ за себя и свое право что-то значить. И боишься остановиться.… Почему, Алёна?

Она попыталась выдержать мой взгляд, но у неё не выходило, и она нервничала будто бы всё больше. Да, пожалуй, мы оба с ней находимся в подвешенном состоянии.

— Я не могла быть слабой. Сколько себя помню, — нерешительно начала она, — мне…. никогда нельзя было показывать, что я больше не могу. А здесь — тем более.

— Вчера ты была слабой, — возразил я хрипло. — Здесь. Да, ты упала мне в руки от бессилия, и тебе пришлось. Но ведь ничего плохого не случилось.

— Нет.

— Ну, и почему ты боишься остаться слабой сегодня?

— Я останусь, ведь ты едешь со мной, — кивнула она.

— Поехали?

— Да, — Алёна поднялась и взяла у меня из рук пустую чашку из-под кофе.…

.… и просто поставила ее рядом с кофеваркой.

*****

Хотелось, чтобы этот день быстрее кончился. Хорошо бы, если как вчерашний. Погода испортилась. Улицы заволокло сырым полумраком, их очертания растекались по стеклам автомобиля и размазывались перед глазами до тошноты.

Мне не хватило одного дня слабости. Требовалось ещё.

Я все думала о Севере. Потом о Маргарите. Вспоминала о встрече с Жанной и начинала тревожиться о ее словах и дико злиться на нее саму. Вот же любительница нагнать драмы…. Когда я, наконец, получила надежду почувствовать опору, Жанна собиралась ее выбить. Но, чем? Почему мне нужно развестись с Севером? Что она имела ввиду? Что-то узнала о нем? Может, у него кто-то есть? И Жанна в