Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару Страница 13

Услышал он, что за спиной кто-то дышит, обернулся.

– А вот и вы, красавицы! Ваш же сад?

Девицы кивнули. Стрижак еще раз на яблоню поглядел.

– А где ваша третья сестра?

– Милавка, наверное, спит еще. Она у нас так-то работать не очень любит, – ответила Беляна, и на удивленный взгляд Елеси только плечиком дернула.

– Ясно. Значит, это вы такую красоту вырастили?

– А кто ж? Мы с сестрицей и трудились, – Беляна сделала шаг вперед и скромно взгляд потупила.

– Ну, так угостите меня яблочком, если не жалко.

Беляна нахмурилась, видела она, как яблоня ветками-то машет. Это ж та самая Милавкина, почти высохшая. Что ж она с ней сделала? Не иначе ворожбу какую применяла, от этих яблок еще и помрешь, отведав. Но Стрижак ждал, и она пошла к яблоне. Пробовала дотянуться, да куда там. Ветки высоко поднялись. Беляна сестру поманила.

– Елеська, давай потрясем ствол, они и упадут.

Но и это не вышло. Как не трясли, ни одно яблочко не упало.

Тут сзади шаги послышались. Турила пришел в поисках окольничьего, за ним Будивой с Велезарой. Все сперва застыли перед чудесным деревом, потом так же пытались яблоко сорвать.

– Да срубить её! – бросила в сердцах Велезара. – Вон и топор на земле лежит…

Сказала и застыла, брови свела, задумалась. Будивой топор поднял, в руках повертел.

– Чегой-то он тут валяется? Не мой это, точно. Я свой как родной помню. А где Милава? – вспомнил он вдруг.

Сбегал в избушку, в сарайку заглянул. Нет нигде.

– Так и где дочь твоя? – спросил Стрижак. – Она такую яблоню вырастила?

Хотел Будивой кивнуть, но увидел взгляд Велезары пристальный и такой яростью пышущий, что онемел.

– Яблоню я сажал, – ответил он уклончиво, – еще при жене покойной. Вот выросла какая. Наша эта яблоня, выходит.

Стрижак вздохнул.

– Ну так сорви мне яблочко.

Но и Будивою яблоки не дались.

– Говорю же, срубить ее, – выкрикнула Велезара.

Турила переглянулся со Стрижаком, потом сказал:

– Вот что, люди добрые, яблоня эта расти должна и уход получать. А коли загубите или срубите, то с головой распрощаетесь. Ясно? Не было еще в Семидоле такого чуда, чтоб весной яблоки выросли. Неспроста это диво. Нужно князю доложить и у волхвов спросить, что и как.

– А Милава-то где? – промямлил Будивой, когда бояре из сада вышли.

– Да ушла куда-нибудь, – бросила ему Велезара. – Найдется. Ты лучше иди, в дорогу нас собирай. Поедем в столицу.

– Да как же? Звали вас туда, что ли?

– Звали, муж мой любимый, звали, – улыбнулась Велезара.

Сердце ее теперь спокойно стало. Нет падчерицы больше. Крепень свое дело сделал, только топор зря в саду забыл, дурень. Ничего, Будивой и сам не большого ума человек, ему эту загадку нипочем не разгадать.

– Матушка? – Беляна пытливо заглянула ей в лицо. – Тебе кто сказал, что нас в столице ждут?

– Кто… – Велезара подбоченилась. – Князь и сказал. Через боярина своего. Вот перстенек передал. – Она открыла ладонь, и все увидели на ней серебряный перстень.

Беляна ахнула, на лице румянец заиграл. Елеся скривилась.

– А ты чего не рада? Ты с нами поедешь, – сказала ей мать. – Думаешь, одну тебя тут оставлю на радость бортнику? Вот уж нет. Ехать, так всем.

***

Чубарка шла быстрым шагом, Милава, которая и без седла хорошо ездить умела, мерно покачивалась на ее спине. Ехали они по лесной дороге, вот уже вдали вода на солнце блеснула. Река. Не та, что возле Прибытково течет, а широкая и раздольная Шума. По ней купцы товары возили, на ней и рыбку-белорыбицу ловили. Впадала она в озеро Шумское, на дальнем берегу которого город Семидол стоял.

Шумой реку прозвали, что любила она пошуметь по весне, но сейчас другой шум Милава услышала. Крики, ругань, стоны…

Да там же бой идет! Спешилась Милава и осторожно вперед пошла, Чубарку за собой ведя. Видит: у берега лодья стоит, люди в дорогих свитах и шапках куньих, по виду купцы, от каких-то лиходеев отбиваются. Те на них наседают с палицами да ножами боевыми. Купцов-то меньше. Гребная команда их, они же и охранники, видно, не очень в боевых науках сильны оказались, сгрудились в кучу, отступают, уже почти в реку зашли. Потопят их сейчас или перебьют всех.

Милава Чубарку за шею обняла.

– Что делать-то, подружка моя, родненькая? Ведь жалко их, и на помощь позвать некого.

Кобылка головой мотнула, на Милаву карим глазом уставилась, а потом дунула ей в лицо со всей силы. Ах! Таким порывом ветра девушку обдало, что аж дыхание перехватило. Проморгалась Милава, руку протянула, Чубарку по морде шлепнуть, чтоб не делала так больше, а рука-то в перчатку одета. Она голову опустила, на ней доспех воинский: кольчуга панцирная, пояс с бляхами серебряными, меч в ножнах. На голове шлем с полумаской.

– Так вот ты какая, кобылка моя! – выдохнула Милава.

Вытащила меч, не зная, как с ним управиться сумеет. Но он словно сам в руку лег, и будто всегда она им биться училась. Ну, лиходеи, не повезло вам сегодня!

Глава 13. Схватка на реке

Ничто сегодня утром не предвещало угрозы. С вечера к берегу пристали для ночевки и отдыха. Еще день пути – и дома. Вез купец Доморад товары богатые, заморские, предвкушал прибыль богатую, и вот на тебе – наскочила из леса ватага разбойников, откуда взялись только. Но понял купец – не быть ему живу. Вот когда пожалел он, что поскупился дружинников в поход взять для охраны, посчитал, что и гребцов оружных достаточно будет. Дружине ж платить надо, они за деньги малые не пойдут. Гребцы у него проверенные, палицами и топорами боевыми умело орудуют, вот и посчитал, что этого хватит. Ведь все так хорошо шло, до южных земель быстро доехали, без проволочек, и там быстро товаром расторговался, выгодно воск, пеньку и другое сбыл, тканей заморских и других редкостей накупил, что так в Семидоле любят, а главное, вез он серебра два бочонка. Видел он, что напавшие на него не простые разбойники с боевыми ножами и палицами. Нет, у этих мечи были, и бились они ими, как вои обученные. Кто-то прознал про его ценный груз и лиходеев нанял.

Думал так Доморад, а сам от ударов едва уворачивался, многие его люди уже раненые на песке корчились. С десяток остался тех, кто на ногах и вместе с ним по колено в реке стояли. Видел купец уже и смерть свою: как вонзится острое лезвие в