Как я не хотела спасать мир (СИ) - Славачевская Юлия Страница 13

— И что в этом странного? — спрыгнул с лежанки кот и пошел ко мне. — Сказки должны учить детей светлому и доброму.

— Да? — фыркнула я, начиная перетирать смесь еще энергичнее. — А как ты тогда объяснишь сказку, где мужик восемь раз женился и каждый раз душил своих жен, потому что они не могли удержаться от любопытства и ходили посмотреть на трупы предшественниц? И ведь так упорно наступал на одни и те же грабли, что посинел бородой.

— У него был плохой вкус на женщин, — почесал лоб кошак. — И странные привычки! Может, у него вообще с женщинами не ладилось? Ну, проблемы с личной жизнью и все такое…

— И поэтому он маниакально притаскивал следующую, не успев избавиться от предыдущей? — подняла я брови. — Собственно, у него даже времени на это не было. Он просто складировал своих протестированных жен в подвале. Сравнивать, что ли, потом собирался? Или коллекционировал? А что? Кто-то марки собирает, а этот трупы.

— Тьфу! — сплюнул в сердцах Гри. — Какие у вас неправильные сказки!

— Ведьма! — пришел в себя Ромуальд. — Быстро подай мне воды!

— Знаешь, — дернул ушами кот, — если у него все бабы были, как этот овощ, то я бы тоже посинел… от злости. Можно я ему внешность испорчу? Тогда все хорошее, что в нем еще завалялось, выйдет наружу и украсит собой внешние недостатки, согласно твоей теории, которая имеет право на существование.

— Не надо, — остановила я кровожадного компаньона. — У меня есть другой способ. — И громко прокаркала: — Иду, касатик! Уже бегу, только касторник в воду добавлю…

Рыцарь резко расхотел пить, орать, требовать и прикинулся бревном.

Прошло несколько дней, в течении которых Ромуальд научился говорить слова «пожалуйста» и «спасибо», оказавшиеся в его лексиконе новыми и невостребованными. И мы даже начали мирно сосуществовать. Случались, конечно, огрехи в его поведении, но он умел учиться на своих ошибках…

— Почему в этом бульоне, ведьма, — возмущался рыцарь, уминая его за милую душу, — нет специй и навара?

— Ну, касатик, извини, — ухмыльнулась я, успев поймать кота за шкирку, — сейчас зима — крысы и лягушки попрятались. Могу, конечно, мышиного помета сыпануть, но он так дорог, что потом не рассчитаешься! А про специи ты прав, унучек. Ты в следующий раз какую специальную травку хочешь? Харкальник обыкновенный? Или душитель избранный?

— Все было вкусно, — быстро отреагировал Ромуальд, передавая мне плошку. И даже выдавил из себя: — Спасибо!

— Поправляйся, ягодка моя волчья, — кашлянула я в ответ, начиная перебирать и сортировать травы.

— А как я тут очутился? — полюбопытствовал рыцарь, которому, видимо, надоело лежать молча и пялиться в затянутое слюдой окно. — Я так понимаю, что ты не живешь рядом с логовом дракона?

— Это дракон не живет рядом с нами! — мгновенно ощетинился Гри, который не переваривал Ромуальда в любом виде.

И пусть не переваривает, зато не отравится!

— Мне неведомо, как ты оказался у нашего порога, рыцарь, — честно сказала я, не видя смысла скрывать эту информацию. — Я просто вышла на шум, увидела тебя и притащила в избу…

— А надо было бросить там! — фырчал злющий Гри. — Тогда бы мы не переводили продукты, а волки бы имели чего пожрать!

— Не имели бы, — осадила я его. — Потому что трудно есть сломанными зубами. И потом, откуда ты знаешь, как на неокрепший волчий организм бы подействовала слюна дракона? А вдруг бы у всей стаи началось несварение желудков?

— Ты за них не переживай, — парировал кот, дергая хвостом из стороны в сторону, — они всеядные. И не такое переваривали.

На этом разговор прервался.

Ромуальд выздоравливал. И чем активнее становился, тем больше мрачнел. Иногда молчал целыми днями, погруженный в свои думы, которыми не делился. Может, считал, что мы недостойны, а, может, просто не надумал ничего путного, а глупость на свет выносить не спешил.

Как только слегка потеплело, он подошел ко мне и сказал:

— Ты можешь найти мне что-то из одежды, чтобы я смог отсюда уйти?

— Даже не знаю, касатик, — шмыгнула я носом, а сама возрадовалась в душе. Скрывать свой возраст становилось все труднее и труднее. Мне все время приходилось кутаться и притворяться. Попробуйте двадцать четыре часа в сутки разыгрывать из себя старую бабку, еле ползать и скрипеть несмазанной телегой.

Да по мне уже любой театр плакал горючими слезами. Хорошо Гри постоянно выручал и подбадривал замечаниями типа: «Что, бабка, молодость вспомнила и запорхала, птичка моя лежалая?» или… «Бабка — это не бабочка, прекрати порхать, пока весь песок не высыпался!». И еще страшно хотелось помыться нормально, а не когда рыцарь гонял по своим рыцарским делам в сортир. Правда, он там заседал по-царски, на час минимум. Я поняла: у всех рыцарей не штаны бронированные, а седалище!

— На! — расщедрился кошак, притащив Ромуальду из заначки одежду. Достаточно потрепанную, но еще добротную.

Рыцарь на удивление чиниться не стал, надел, что пожертвовали. Вышел на улицу и вытащил из-под крыльца тюк со своими обслюнявленными доспехами. И когда только успел заныкать? Между походами в кабинку задумчивости?

— Слышь, ведьма, — повернулся ко мне Ромуальд, взвалив на спину тяжелый тюк. На этом месте я его даже слегка зауважала — даже не крякнул, паразит меченосный, — я вернусь с оплатой…

— Не надо! — отказались мы с котом в один голос. Хватит с нас его общества. Вернется, не дай-то бог, погостить останется. Снова продукты на троих придется соображать.

— Я вернусь, бабка, — повторил рыцарь, глядя вдаль отсутствующим взглядом. — Даю тебе свое слово!

— Дык я не возьму, касатик, — открестилась я сразу во избежание будущих неприятностей. Если мне чего Гри и успел вложить в голову, так это то, что если чего-то дают, то потом вдвойне отбирают!

И Ромуальд ушел с гордо поднятой головой, в штанах с дыркой на заднице, растоптанных валенках разного размера и тулупчике, жавшим в плечах, подвязанном пеньковой веревкой.

— Заблудится, — задумчиво сказал кот, глядя вслед рыцарю.

— Да и фиг с ним, — выдохнула я, чувствуя неземное облегчение. Все! Больше не буду все, что ни попадя в дом тащить! Себе дороже.

— Заблудится, — еще задумчивей повторил кот, — к нам вернется. Все дорожки в лесу к нам зачарованы…

— Леви! — заорала я, как зарезанная, впечатленная подобной перспективой. — Леви! Вы мне срочно-срочно нужны!

— А?!! — выскочил из леса леший, прикрываясь еловой веткой. — Чего блажишь, окаянная? Я тут себе смену делаю, а ты…

— Видите, — ткнула я пальцем в удаляющегося рыцаря. — Он не должен к нам обратно вернуться! Пожалуйста, выведите его в люди… тьфу, к людям! И опустите… блин! — отпустите! Я вас очень-очень прошу!

— Надоел? — понятливо кивнул мне леший. — Убрать?

— Не надо поганить лес, — не захотела я брать грех на душу, а все равно хотелось. Вот такая противоречивая девичья натура: красавец был рядом — было плохо. Свалил — сразу хорошо. И где логика?

— Будешь должна! — сурово сказал хозяин леса и свистнул. Из-за елок показались всеядные волки и уставились на нас и лешего. Мы с котом им не понравились (уж как я обрадовалась этому!) и они сосредоточили внимание на Леви.

— Вывести к людям! — приказал леший, указывая на далекого Ромуальда. — Грызть, кусать, пробовать на зуб и растаскивать на сувениры строго запрещаю. Действовать исключительно убеждением! Понятно?

Волки слаженно клацнули зубами и удалились выполнять партийное задание. А мы удалились пить чай и расслабляться в одиночестве.

— Знаешь, — сказала я, развалившись на стуле и избавившись от платка и лишней одежды, — у нас есть сказка о брате и сестре. Так вот брат напился из антисанитарной лужи (честно говоря, у меня было подозрение, что под лужей подразумевалась харчевня неподалеку от моего дома) и стал козленочком…

— У вас тоже есть магия? — удивился Гри, расчесывая когтями мои волосы, уже достигавшие задницы. — Зелье для показа внутренней сущности?

— Да это иногда и показывать не нужно, — махнула я рукой, балдея от случайной ласки. — Присмотрись внимательно — и никакого зелья не надо. Так вот, он-то хоть пил, чтобы почувствовать себя козлом, а кому-то, — покосилась я на пустующую лежанку, — и пить не надо. — Призналась, — Я всегда думала, что рыцари такие благородные, честные, справедливые…