Играя в жизни. Полное издание - Мери Ли Страница 12

Спустившись вниз, Желток посмотрела в планшет и указала рукой на третью дверь справа.

– Туда ее.

Не дожидаясь, пока блюстители начнут толкать меня, я сама прошла к двери, они ее открыли. Один шаг, и я оказываюсь в полумраке. На середине стоял белый лакированный стол прямоугольной формы, с дальних концов расположили по стулу с высокими спинками. Меня подвели к тому, что дальше, посадили, надавив на плечо, и Желток сказала, что–то нажимая у себя в планшете:

– Если ты встанешь со стула, то получишь удар током. Поэтому, советую не злоупотреблять прогулками.

Она еще и шутит. Понятно. Прямая работа на корпорацию уже повлияла на нее. Человечность и банальная эмпатия уже покинули Желтка, а она этого даже не заметила.

Женщина первой вышла из кабинета, следом за ней отправились блюстители, но что–то подсказывало мне, что они остались за дверью и никуда не ушли.

Когда–то давно мама работала адвокатом, но никогда не рассказывала об этом этапе своей жизни. Может, ей нельзя было распространяться о слушаниях, или она молчала по своему желанию. А потом адвокатов и вовсе упразднили. На тот момент мама уже не работала, но ее опыт оказался бы сейчас кстати.

Тяжело понимать, что даже примерно не знаешь, чего ожидать.

Разглядывая скудную обстановку, я осознала, что рада наконец–то оказаться одной. Одиночество – прекрасное чувство, если тебе в нем комфортно. Мне комфортно. Не люблю скопление людей, они меня напрягают. Постоянно нахожусь в нервозном состоянии.

Делаю глубокий вдох и протяжно выдыхаю. Возможно, это последняя безмятежная минута в моей жизни.

Время идет, но в кабинете, кроме меня, так никто и не появляется. Сложив перед собой руки, положила на них голову. Прикрыла глаза и практически сразу же заснула. Открыв глаза, зевнула и потянулась. Первое желание было – встать и размяться, но я вовремя вспомнила, что в случае разминки меня шандарахнет током. Шея и без этого раза болела. Уверена, там даже образовался синяк.

Просовываю пальцы под обруч и слегка оттягиваю его в сторону. Ток начинает потрескивать, и я убираю пальцы.

Дверь открывается, и в кабинет входит мужчина. Стены съезжаются, чувствую, мне недостает кислорода.

Мэр поднимает темные брови с тонкими седыми полосами. Его впалые глаза и щеки выглядят устрашающе. Если честно, наш мэр всегда, по крайней мере, сколько я его помню, выглядел как давно умерший. Если бы внешность имела запах, то мэр пах бы землей, старостью и немного тухлостью, забрызганной духами с едким цветочным ароматом.

Появление мэра расставило все на свои места.

– Завтра тебя повесят, – говорит он и медленно подходит к стулу, который стоит напротив.

В ушах поднимается гул, я бы сейчас хотела закричать, броситься вон из кабинета, но все это не даст никакого результата. Решаюсь на отчаянный шаг. Мне уже нечего терять.

– За что? – спрашиваю и стараюсь выдержать тяжелый взгляд мэра.

Он молчит. Ведь если он ошибся, то ничего страшного, что погибнет неповинная рабочая сила. Уверена, мне уже нашли замену. А если не ошибся, то единственный свидетель того, что он заказал ограбление мертвой супруги, а потом убил человека, сгинет с концами. Кроме этого, я видела, что у мэра был пистолет, а оружием могут пользоваться только блюстители и никто иной. Мэр нарушил кучу законов, но это никак не повлияет на его благосостояние.

– Ты знаешь, – произносят тонкие губы и слегка поджимаются, словно мэр хотел сказать что–то еще, но вовремя остановился.

Отрицательно качаю головой и прошу как можно жалостливее:

– Пожалуйста, я хочу просто работать и жить. Все. Мне больше ничего не нужно. Умоляю вас…

Мэр фыркает как злющий кот и откидывается на спинку стула.

– Если бы тебе больше ничего не было нужно, ты бы не пошла на кладбище.

Делаю недоуменное лицо и на этом прогораю, но понимаю слишком поздно, что все синтовцы знают о разграблении могилы жены мэра. А я только что притворилась, что не знаю. Губы мэра изгибаются в легкой усмешке, он наклоняется над столом.

– Будь благодарна корпорации и ее законам. Если бы тебя не притащили сюда, ты бы уже была мертва. К сожалению, есть блюстители, которых невозможно подкупить, напугать или задобрить. Поэтому завтра на рассвете тебе придется предстать перед судом. – Тонкие губы растягиваются в улыбке, от которой веет злом. – Не переживай, все пройдет в рамках закона. Ты будешь нема, а я красноречив. Уже к обеду твое тело подвесят слева от главного экрана, как назидание каждому расхитителю могил и убийцам.

Все, что говорит мэр, слишком красочно рисуется у меня в голове. Вот мне выносят вердикт, потом тащат к экрану и вешают на столбе. Мой ботинок падает, и я вижу безжизненную бледную ногу, раскачивающуюся в такт соседним телам.

Шумно сглатываю и шепчу:

– Я этого не делала.

– Может быть. – Мэр садится ровно и складывает руки перед собой. – Но это не имеет значения. Даже если ты этого не делала, кто–то должен ответить за надругательства над моей любимой супругой.

Его губы говорят одно, а глаза другое. Именно они сообщают мне – свидетели долго не живут. И я уже исчерпала лимитные минуты.

Мэр поднимается, одергивает черный пиджак и, больше не смотря на меня, покидает кабинет. Тут же входят блюстители и уводят меня обратно. Женщина в желтом шагает передо мной.

Я была готова разрыдаться, но сдержала себя. Не хочу расклеиться у всех на виду. От слез станет хуже только мне.

Отсюда не сбежать. За мной идут блюстители, а в руках у Желтка планшет, который вырубит меня за одно касание клавиши.

Завтра будет суд, но в этом нет надобности. Это дань уважения былым традициям, не более того. Мэр четко дал понять, что я не жилец. И последние часы я проведу на голом полу, среди заключенных незнакомцев. Что может быть хуже? Сейчас мне кажется, что ничего. Но хуже всегда может быть.

Женщина в желтом делает пометки в планшете, а потом переводит на меня взгляд серых глаз.

– Ошейник активирован. Можешь отдыхать, завтра с утра я за тобой приду.

На слове отдыхать я начинаю смеяться. Истерически. На глазах выступают слезы, и сквозь них я даже не вижу, как желтая троица уходит.

Всхлипывая, смеясь и плача, сажусь