Имперская жена - Лика Семенова Страница 12

Встречные рабы, перепоясанные желтым, почтительно останавливались и склоняли головы, пропуская нас. Мателлин не обращал на них ни малейшего внимания, не удостаивал даже взглядом. Шагал, видно, прекрасно зная дорогу. Я старалась перенять это равнодушие. Но чем дальше мы углублялись в галереи, тем беспокойнее становилось.

Мы поднялись по широкой белой лестнице. Просторной и светлой, чтобы попасть в очередную галерею, утыканную четырьмя рядами тонких мерцающих колонн. Я пригляделась и обомлела — перламутр. Целые колонны, покрытые сиурским перламутром. И что-то подсказывало мне, что это вовсе не подделка. Я вдруг остро ощутила тяжесть моих скромных серег, и они в этом миг показались мне такими жалкими, такими неуместными. Да и я сама… Надо было все же позволить Индат сделать хотя бы прическу.

— Готов поклясться, вы в жизни не видели ничего подобного, госпожа.

Я вздрогнула, услышав голос Мателлина. Только потом поняла, что я просто остановилась посреди галереи и смотрела на колонны. Какой стыд…

Я повернулась, стараясь скрыть неловкость. Приложила ледяные пальцы к горлу:

— Воздух, ваша светлость. Непривычный воздух. Вдруг стало нечем дышать.

Толстяк закатил глаза, и я не могла понять, поверил ли он.

— Приказать воды? Или кислородный конверт? — казалось, в голосе мелькнула усмешка. Даже он, старик, обходился без конверта.

Я глубоко вздохнула, выпрямилась:

— Благодарю, ваша светлость, мне уже лучше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы продолжили путь, и вскоре оказались в просторной приемной. Я изо всех сил старалась не глазеть по сторонам. Но это было невозможно. Никогда в жизни я не видела такой роскоши, таких вещей, таких тканей. Но мое восхищение длилось ровно до тех пор, пока я не заметила в углу двух молодых рабынь-асенок со склоненными стрижеными головами. Совершенно раздетых, если не считать за одежду плоские блестящие кольца аргедина, украшавшие их бедра. Большие красные круги на вершинах грудей оказались просто краской.

Меня бросило в жар, я чувствовала, как краснею. Я отвернулась, делая вид, что любуюсь великолепным лаанским светильником цветного стекла, в виде раскидистого сказочного дерева. Дивная, невиданная работа. До этого момента я видела такую красоту лишь в проекциях. Но даже это не могло меня отвлечь. Я стояла спиной к Мателлину, к рабыням, будто превратившись в чувствительный сенсор. Словно готовилась каждый миг получить удар в спину. Напряглась, услышав, как распахнулась створчатая дверь, и обернулась на звук.

11

Марк Мателлин склонился так низко, что его локоны, свесившись, коснулись пола. А я замерла, не в силах пошевелиться. Жадно вглядывалась в дверной проем. В первый раз мне повезло: толстяк — всего лишь провожатый. Но было глупо надеяться, что будет везти бесконечно, раз за разом. И мне уже казалось, что лучше бы все решилось прямо сейчас — не хочу снова и снова умирать от страха и неизвестности.

Я видела края синей мантии, носы украшенных драгоценными камнями туфель. Слышала шаги. Но так и стояла прямая, как палка, смотрела в пол и не находила в себе сил поклониться или, хотя бы, поднять глаза. Лишь слушала голос Мателлина:

— Ваше сиятельство…

— Довольно, довольно, мой дорогой! Что за церемонии между добрыми друзьями!

Другой голос. И он не придавал мне оптимизма. Судя по всему, его обладатель тоже был далеко не молод. Я немного подняла глаза, на уровень талий. Под синей мантией брюха не оказалось, но я увидела концы прямых седых волос. Старик. Еще один старик…

— Надеюсь, путешествие вас не утомило? — говорил тот, второй.

— Разве что самую малость. Путешествия всегда утомительны. Но поспешить к доброму другу не помешает никакая усталость. К тому же, я не с пустыми руками, ваше сиятельство.

Ну, вот и все… Сложно выразиться однозначнее. Значит, все же старик… Толстяк называет его сиятельством, значит, это кто-то из прямой ветви. О замужестве не может быть и речи. Опасения мамы сбывались. Я опустила голову  и смотрела себе под ноги — остальное уже не имело смысла.

— Вы меня балуете, Мателлин.

— Всего лишь милая безделица. Но я знаю, что вы оцените.

Пожалуй, очень точно назвать меня милой безделицей. Повисло молчание, раздавалась какая-то возня. Что-то остро щелкнуло, и я услышала, как кто-то из них шумно вздохнул. Второй.

— Какой крепкий запах!

— Бьет в голову наповал, ваше сиятельство. Прямо с Барамута.

Оба хихикнули, а я резко подняла глаза. В тонких руках того, второго, была плоская длинная коробка с поднятой крышкой. Внутри лежали какие-то ярко-красные трубочки.

Значит, речь шла не обо мне… Теперь я не сомневалась, что Мателлин сделал это нарочно, зная, что я умираю от страха. Я была права — он поглядывал на меня с видом превосходства. Мерзкий жирный старик! Только последний мерзавец выбирает жертвой того, кто не может ничем ответить. Я была бы рада, если бы кто-то осмелился поставить его на место.

— Кто это с вами, Мателлин?

Я тут же опустила голову — оба направились ко мне.

— Девица из Контемов, ваше сиятельство. Сопровождаю по весьма деликатному делу.

Когда я увидела прямо перед собой синюю мантию, все же поклонилась. Пробормотала, едва различимо:

— Ваше сиятельство…

Теперь я цеплялась за слова толстяка. Если меня представили именно так, значит, я предназначена не этому старику. Я вновь почувствовала облегчение. Снова отсрочка… Но зачем тогда Мателлин приволок меня сюда?

— Как вас зовут, дитя мое?

Я подняла голову, увидела перед собой узкое морщинистое лицо в обрамлении прямых белых волос. Тонкие брезгливые губы, теплые карие глаза.

— Сейя, ваше сиятельство.

— Природа наградила вас дивным лицом, красавица моя. Вы достойны украшать дворцы, если придать вам должный вид.

Я, наконец, поклонилась, как полагается:

— Благодарю вас.

Мателлин задрал подбородок:

— Перед вами наместник Форсы, его сиятельство герцог Тай Тенал.

Я вновь поклонилась, на этот раз ниже:

— Ваше сиятельство…

— Вы прелестны, госпожа. Какое свежее неиспорченное лицо. Кажется, в вас течет хорошая кровь. Как вы говорите, Мателлин? Контем-…

Толстяк улыбнулся:

— Разве это имеет значение, ваше сиятельство? Все Контемы на одно лицо, из одного чана.

Я подняла голову:

— Наша кровь, действительно, чиста.

Уголки тонких губ Тенала капризно опустились:

— Надо же… Так бывает? — Он повернулся к толстяку: — Так бывает, Мателлин?

Тот кисло