Притча о судьбе - Мелли Т. Толлэм Страница 10

Мои пальцы смяли шелковую ленту, повязанную вокруг глаз, когда я оттягивал материал, прижимая к синяку, который все еще не зажил полностью. Когда она вздрогнула, я улыбнулся. Она заслуживала не меньшего, учитывая то, что она планировала.

— Открой глаза.

Её глаза расширились, когда она изучала чёрный шёлк и кружево с золотыми и багровыми украшениями — игра на контрасте с серебром и золотом, которые мой брат использовал в своём дворце как символ их союза. Мужчины-тени зашипели в знак приветствия, и этот зловещий звук отозвался эхом в зале.

Дуана склонила голову в ответ, её взгляд задержался на фигурах сопровождающих женщин-теней — с ошейниками на шеях и прикованными цепями к своим мужчинам.

Мужчины в Ином Мире были сильными собственниками по отношению к своим женщинам и сочли, что лучше сокрушить их дух на ранней стадии, связав их как духовно, так и физически. Идея была заманчивой, но мне нравились наши игры в кошки-мышки. Я дал ей кусок веревки, чтобы посмотреть, что она может с этим сделать.

Скорее всего, она бы повесилась.

Губы Дуаны скривились, когда ее взгляд задержался на женщинах, прикованных к своим мужчинам. В ее взгляде вспыхнула ярость, но она быстро взяла себя в руки, выражение лица, поворот, когда она посмотрела на меня своими поразительными золотисто-зелеными глазами.

— Спасибо. Как это странно и заботливо.

Мои пальцы щелкнули, и барабанный бой присоединился к органу, создавая музыкальный хор, напоминающий симфонию поля боя — леденящую душу гармонию.

Я обошел Дуану, склонившись в низком поклоне, и протянул руку.

— Ты не могла бы подарить мне этот танец?

Острый клык впился в ее губы, когда она окинула комнату нервным взглядом, затем вложила свою руку в мою.

— Я сделаю это, но не могу обещать, что буду хорошим партнером. Я устала от тренировок.

— Это простительно, свет мой. Мы можем не торопиться.

При соприкосновении моей руки с её, по нашей коже пробежало электричество. Короткий вдох сорвался с ее губ, когда я скользнул другой рукой по обнаженной коже ее спины и притянул ближе. Ее ноги следовали за каждым моим шагом, глаза сканировали бал. Никто из мужчин не танцевал; они никогда этого не делали, по крайней мере, когда это означало тащить свою женщину за шею. Всегда были только она и я, иногда Матильда и Валаам. Однако ни один из них не собирался присутствовать сегодня вечером, особенно после того, что натворила Матильда.

Ее неоднократно предупреждали, чтобы она не давала Дуане зелье, подавляющее течку, а я не относился к предательству легкомысленно.

— Где Матильда? — спросила Дуана, словно прочитав мои мысли.

— Сегодня она немного упала, поэтому отдыхает, но к концу недели должна восстановиться.

Матильда не падала, но Дуане не обязательно об этом знать. Сегодня вечером перед балом я немного погрузился в сознание провидицы и то, что я нашел… что ж, я едва мог сдержать свой гнев. Она возилась со зрением, изменяя то, к чему у меня был доступ. Провидица играла в паутине, переплетая нити, скрывающие определенное будущее, но ей следовало бы знать лучше.

В конце концов, именно я научил ее всему, что она знала.

Едва слышное «мм» прозвучало у Дуаны в горле — она ясно дала понять, что раскусила мою ложь. Тем не менее, она последовала моему примеру и танцевала, потому что именно этим мы и занимались. Бесконечная череда игр, и ничто, кроме времени, которое медленно проходило мимо.

Я закружил ее, запястье изогнулось, когда её пальцы ослабили хватку на моей руке. Кончики её золотистых волос разлетелись, словно лепестки, тянущиеся к макушке в росчерках розового золота. Я притянул её обратно в свои объятия, сжав её талию и прижав к себе.

Мы хорошо двигались вместе. Так и должно быть.

Наши шаги замедлились, когда орган начал стихать, и её движения вдруг стали сбивчивыми — тревога кралась по её пятам. Сердце билось всё быстрее, нарастая до жёсткого крещендо, несмотря на медленный ритм танца. Пот на её коже пах страхом и напряжением.

Дуана никогда не была из тех, кто умеет хорошо скрывать свои эмоции. Год за бесконечным годом она просила об одной и той же услуге, но была крайне разочарована, когда я дважды отказал ей.

— Малахия? — спросила она.

Мне потребовалось собрать все свои силы, чтобы не закатить глаза.

Мой свет скучала по этому родному миру, по своим друзьям и паре. Зная, что я могу заглядывать в другие миры, она часто умоляла узнать последние новости об их благополучии, хотя сама почти ничего не упускала. В ее родном мире прошло всего три с половиной дня, и ничего не было сделано, чтобы исправить ситуацию. Даже мой брат потерпел неудачу, несмотря на то, что изо всех сил старался спасти ее. Без его силы его попытки спасения были не чем иным, как шуткой.

Он понятия не имел, с чего начать, и каждый день мучил себя, ожидая за старым порталом в надежде, что он волшебным образом откроется. Он искал ответы в книгах, картинах, народных сказках, у ведьм. Он выискивал любую информацию, которая могла помочь, но оставалась вне его досягаемости. Его невежество дало бы нам по меньшей мере еще полдесятилетия.

— Продолжай, свет мой; ответом будет твердое «нет».

— Пожалуйста, — взмолилась она, взглянув на меня своими большими глазами лани, обрамленными темными ресницами. — Я просто хочу знать, все ли с ними в порядке. Мне нужно знать, что они живы и здоровы.

— Они живы и здоровы.

Настолько здоровы, насколько это вообще возможно, учитывая обстоятельства. В то время как перед нашими ногами лежали безграничные возможности, у ее друзей оставалось только два варианта будущего: смерть, разрушение и потеря короны Райкена — или из спасения. Было легко догадаться, на какое будущее я надеялся. Тем не менее, разочарованный блеск засиял в глазах Дуаны, разрывая мне внутренности.

Я мог бы дать ей то, что она хотела… за определенную цену.

— Поцелуй, — потребовал я.

Брови Дуаны поползли вверх, пока мягкие дуги не исчезли в прядях распущенных волос, обрамлявших ее лицо, делая их почти невидимыми.

— Прости, что?

Мои губы изогнулись в коварной ухмылке, что было моральным оскорблением, ложью в ее величайшем смысле. Независимо от того, как сильно она яростно протестовала против этой идеи, какая-то малая часть ее оставалась заинтересованной в нас. Будучи тенью, я мог читать определенные мысли, и эти мысли имели тенденцию проскальзывать. Она не могла сдержать