Развод. Без права на любовь - Инга Бережная Страница 9

одна. В коридоре на сестринском посту всегда дежурил персонал. Ко мне то и дело заходили врачи и медсестры. Из-под двери просачивался слабый свет даже ночью. Но в пентхаусе не было никого, кроме меня. Как той ночью, никого не было рядом в лесу. Только я и мой малыш. Я боялась темноты, как маленький ребенок. Боялась того, что вместе с мраком в квартиру, спальню и мои сны снова проникнут кошмары, в которых я буду искать моих детей, но так и не найду.

Я ошибалась. Ночью мне снились не дети, а Женя. С забинтованным лицом, грудью и руками, едва слышно повторявший, что я должна жить, что я должна быть счастлива ради него и нашей девочки.

Проснулась я от аромата кофе и свежей выпечки, плывших по комнатам. С трудом вспомнила, что Саша говорил о приходящей прислуге. Часы показывали половину восьмого. Надо собираться на встречу с отцом, и еще Саша говорил что-то об адвокатах Егора. Быстро привела себя в порядок, воспользовавшись ванной, располагавшейся напротив спальни. В гардеробной и правда нашлась новая одежда моего размера, все идеально отутюженное, новое и дорогое. Мне было очень неловко злоупотреблять Сашиным гостеприимством, но и голой я ходить не могла. Выбрала серые спортивные брюки на широкой резинке, не сдавливавшие живот и мятное худи.

— Доброе утро, — Саша доставал из духовки противень с румяными, божественно пахнувшими круассанами.

Я осмотрелась, больше на кухне никого не было.

— Доброе, — поздоровалась неуверенно, — я думала, что это кухарка. Ты говорил, что она будет приходить с утра.

— Да, но сегодня я ее отпустил. Мне было неловко за то, как я вчера сорвался, бросил тебя, — он поставил противень на подставку, поймал мой недоуменный взгляд, улыбнулся, — в морозилке запас замороженных заготовок для выпечки. В кулинарии я профан.

Я кивнула, но думала вовсе не о круассанах. Саша наверняка заметил горевший по всей квартире свет. Он словно прочитал мои мысли:

— Лена, хочешь поговорить о том, что было ночью? Ты испугалась чего-то?

— Прости, я больше так не буду делать.

Рассказать о ночных страхах я бы ему не смогла, я и себе боялась в них признаться. Но раз Саша сам пришел ко мне, то решила задать ему мучивший меня с ночи вопрос:

— Это ты приказал охране в больнице не пускать ко мне никого?

Саша нахмурился, положил на стол рядом с противнем прихватки. Сказал серьезно:

— Да, и человека, который за взятку пропустил к тебе Егора, уволил без содержания в тот же день.

— Значит, родители приходили ко мне? И их не пустили? — Отец не солгал. Хотя бы в этом он сказал правду.

— Да, Лена. Ни твоих родителей, ни сестру, ни друзей, — Саша нахмурился сильнее, — пока ты замужем за Егором Соболевым тебе нельзя видеться ни с кем из них. Считай, что все они твои враги.

— Но почему? Что во мне такого? Они же отобрали у меня абсолютно все.

— Не все. Перед смертью Женя оформил на твое имя дарственную, передал крошечную фирму, занимающуюся добычей алмазов. Но попросил меня руководить ею для тебя.

— Но я ничего об этом не знаю. Он ничего мне не сказал.

— Не сказал, потому что боялся за тебя. Лена, та фирма теперь огромная корпорация. С рудниками по добыче драгоценных камней, нефтяными скважинами и миллиардной прибылью.

Это же бред. Дурная шутка. Такое не может быть правдой. Меня снимают скрытой камерой и ждут реакции. Сейчас Саша рассмеется и скажет, что разыграл меня. Ведь, так?

Глава 11

— Но разве так можно? Не понимаю, Саша. Почему ты рассказываешь мне обо всем только сейчас?

— Лена, сядь, пожалуйста. То, что я скажу, сделает тебе очень больно, но сейчас я настало время для правды. Раньше я не мог, потому что ты жена Егора Соболева. Если бы я попытался связаться с тобой, то произошло бы то же самое, что случилось той ночью, когда муж бросил тебя умирать в лесу, — Саша поставил на стол передо мной кружку с кофе и выжидательно посмотрел.

Я послушно опустилась на стул. Все равно ноги подкашивались от накатившей вдруг слабости. Болезнь давала о себе знать, а я вечером забыла принять лекарство. И сейчас не помнила, где оставила сумку с таблетками, которые дали в больнице. Утром их тоже надо принимать.

Саша поймал мой растерянный взгляд, беспокойно посмотрел на меня:

— Что случилось?

— Мне надо принять лекарство, но я не помню, где сумка. Вчера бросила ее где-то в квартире.

— Я найду, поешь пока, — он вышел из кухни.

А я уставилась на противень с румяными, одуряюще пахшими круассанами. Живот заурчал, организму было все равно, что в душе у меня творится хаос. Мне нужно принять лекарство, верно, но Сашин уход давал мне отсрочку. Я боялась того, что он мне расскажет. Наверняка, это связан с гибелью Жени и нашей девочки, а это рана, которую я не готова была вскрывать по живому сразу после того, как потеряла еще одного ребенка.

В коридоре раздались шаги, Саша возвращался. И с каждым его шагом страх становился сильнее, отдавался тупой болью в сердце и мыслях. Чтобы отвлечься взяла круассан, обожгла пальцы, слишком горячий, и уронила на стол. Хрустящие крошки усеяли белоснежную столешницу. Тыльной стороной ладони смахнула их в кучку. Взяла круассан и обжигаясь начала есть. Все лучше, чем думать о прошлом, барабанившим в дверь. Обугленную, покореженную, с язычками пламени, вырвавшимися в щель между дверью и полом. Еще один кошмар, мучивший меня после смерти Жени. Слишком много их в моей жизни.

Когда Саша вернулся, я как ни в чем не бывало доедала круассан и пила кофе. Будто это самое обычное промозглое, стылое осеннее утро.

Он протянул мне сумку, чтобы я сама нашла лекарства. Еще небольшая отсрочка. Я понимала, что после его слов все изменится еще больше. Он убьет еще какую-то часть меня и веру в то, что в моем окружении был хоть кто-то не желавший мне зла.

Саша налил воды из кувшина в стакан и подал мне, запить лекарства. Я отсчитывала про себя секунды, пока пила таблетки.

Одна, две, три, четыре… ваш мир рухнул, просьба освободить руины и перейти в другой. Еще более враждебный и страшный.

Пока я пила лекарства, Саша налил себе кофе и сел напротив меня, наблюдая зелеными печальными глазами за тем, что я делаю. Поставила стакан на стол и приготовилась к худшему, к тому, что меня добьет. Но Саша вдруг улыбнулся, понимающе, грустно,