Розалинда Лейкер - Дочь Клодины Страница 65

— Да? — Оливия вопросительно на нее посмотрела, разжала крепко сцепленные руки и затем снова соединила их вместе.

— Разве я никого вам не напоминаю? Я же очень похожа. — У Люси перехватило дыхание, когда она услышала, что Оливия ей ответила, но выражение лица миссис Рэдклифф не изменилось, хотя она откинулась на спинку стула, посмотрев сначала на лицо Люси, затем перевела взгляд на портрет и снова на Люси.

— Если вы имеете в виду моего зятя, умершего много лет назад, то я не сказала бы, что вы сильно с ним похожи. Хозяин этого дома проинформировал меня, что вы хотели поговорить со мной именно в этой комнате, в которой висит портрет Лионела, полагаю, причина была в этом. В действительности, вам следовало бы спросить его об этом, но увы. Когда я вышла замуж, я сменила фамилию на Клейтон, но Клейтоны не приходились Атвудам родственниками, пока моя сестра не вышла замуж за одного из них.

Люси подошла к ней.

— Как раз после свадьбы вашей сестры вы и породнились. — Люси подошла к табурету, стоявшему в шаге от стула, на котором сидела Оливия, и присела на него. — Позвольте поведать вам мою историю. Вы будете первым человеком, которому я расскажу ее со всеми подробностями, утаенными от других, потому что для начала мне было необходимо найти достоверный источник, который подтвердил бы информацию о моем происхождении, ведь раньше у меня не было никаких доказательств. — Люси продолжила свой рассказ, во время всего монолога не отрывая глаз от неподвижного лица Оливии. Она поведала все о своей жизни, ничего не скрывая. И даже о том, как она, совсем еще девочка, плакала и страдала от отчаяния, когда сестра Эллис в первый раз привела ее в одну из комнат монастыря, в которой ее ожидал Стефано. Монахини, конечно, в открытую не говорили Люси, что мужчина покупает ее, но она знала, что деньги, которые он подарил монастырю, тем самым пополнив его казну, были не щедрым пожертвованием на нужды церкви, а платой за нее. Она продолжала плакать горючими слезами, не способная остановиться, и Стефано, увидев ее состояние, заговорил с ней добрым и ласковым голосом, пытаясь успокоить. А когда монахиня стала строго отчитывать Люси за непристойное поведение, он легким движением руки дал ей понять, чтобы та немедленно прекратила. Он вытащил из кармана чистый льняной носовой платочек, вытер ее слезы, стекающие по щекам, и обещал, что сделает все, что она пожелает, лишь бы только ее лицо снова засияло от радости, а она перестала плакать и улыбнулась.

— Вы отвезете меня в Англию? — спросила она, смотря на него глазами, полными слез.

Он внимательно взглянул на нее из-под седеющих бровей.

— Ты хочешь этого больше всего?

Она кивнула.

— Да, я хочу увидеть дом моего отца. Хочу узнать, кто я такая, почувствовать землю предков.

— В таком случае, ты поедешь в Англию. Я осуществлю твое желание.

С того самого момента Люси полюбила его чистой, невинной любовью, полюбила как доброго, искреннего человека. С того самого дня у нее не было причин и оснований, способных разрушить это светлое чувство. Стефано ни разу не предал и не разочаровал ее, и он не был виноват в том, что его здоровье резко стало ухудшаться, а вместе с ним стали рушиться их планы, связанные с поездкой в Англию, потому что доктора запретили ему любые путешествия.

Люси продолжала говорить, и, хотя не могла заставить себя рассказать о жестоком поступке, совершенном Доменико по отношению ней, она упомянула о его бесконечных попытках, а в конце концов закончила свое повествование рассказом о том, как попала в Англию и в дом своего отца.

— Я дочь вашей сестры, — сказала Люси в заключение своего рассказа, протянув руки к Оливии, будто моля о том, чтобы та признала в ней родственницу. — Пожалуйста, скажите же мне, что вы не сомневаетесь в этом.

Губы Оливии задрожали, а глаза все так же цинично смотрели на Люси.

— Простите! Безусловно, вы талантливая актриса, синьора! Если бы я не была полностью осведомлена о событиях, произошедших в последние дни жизни моего зятя в Италии, то могла бы попасться и поверить в ваше грандиозное шоу.

Люси была ошеломлена и потрясена тем, что услышала, она не могла поверить собственным ушам.

— Тетушка Оливия, я точно знаю, что вы моя тетя, вы не можете, по совести говоря, отрицать правду, которую я вам рассказала.

— По совести? — Оливия вскочила со стула, ее глаза засверкали. — Не смей говорить о моей совести. Она чиста, а вот вы лжете. Ребенок моей сестры родился мертвым, она сама мне сказала!

— Это неправда! Только Богу известно, зачем она солгала, но тем не менее она это сделала! Посмотрите на мое лицо, на мои волосы! Вы все равно не признаете меня?

Оливия медленно перевела взгляд на Люси, смотря на нее сквозь стекла очков в серебряной оправе. Ее молчание было невыносимо. Люси не сдержалась и закричала о том, что Оливия прекрасно видит, что она как две капли воды похожа на ее сестру и должна признать это. Но в ее глазах было столько ярости и ненависти по отношению к родной племяннице, что Люси не смогла больше вымолвить ни слова, а непроизвольно вскочила со стула и отошла в сторону. Оливия тоже резко поднялась на ноги, охваченная дрожью, возмущенная и гневная.

— Вы не Атвуд! Вы не ребенок моей сестры и ее мужа! Вы подлая обманщица! Мошенница! Убирайся туда, откуда приехала! И никогда больше не попадайся мне на глаза!

Разгневанная дерзким поступком Люси, она, гордо подняв голову, двинулась к выходу, ленты на ее шляпке заколыхались, и, не взглянув на девушку, она вышла из комнаты, оставив двери нараспашку.

Люси стояла не двигаясь. Казалось, она оцепенела и онемела от слов Оливии. Позже она почувствует боль, но не сейчас. Позже она заплачет, но в данный момент ее глаза были такими сухими, что казалось, в них больше никогда не появится ни слезинки. Она видела свое отражение и балкон за собой в круглом зеркале, висящем на стене недалеко от нее, но в зеркале отражалась незнакомка, чье лицо стало белым, неживым, будто сделанным из воска. И действительно, существо, называвшее себя Люси Атвуд, было вымыслом, мифом, и только благодаря фамилии Стефано она стала существовать как человек, ведь без нее она никто. Она была никем. Человеком, который жил, но которого не было в этом мире.

Вдруг Люси стало дурно и она почувствовала слабость. Она закрыла рукой глаза, но головокружение не прошло, и, задыхаясь, девушка упала на колени. Погружаясь в темноту, она попыталась глотнуть свежего ночного воздуха, смутно осознавая, что с левой стороны от нее заструился поток яркого света. Она нащупала каменные перила балкона и, облокотившись, крепко схватилась за них, зная, что если не уцепится, то упадет в обморок. Покачиваясь от слабости в ногах, она увидела внизу темные лужайки и звезды, отражающиеся в озере, и только тогда осознала, что ей угрожает опасность: ведь она наклонилась над перилами слишком сильно и может упасть и разбиться, но ее тело обмякло, у нее не было сил, чтобы спастись.