После измены. Простить или полюбить? - Лена Ручей Страница 6

Не обращая больше на меня внимания, они вошли в лифт, а я побрела в ванную застирывать костюм.

Как же я их сейчас ненавидела!

“Ничего! – пыхтела я себе под нос, намыливая пятна. – Вот накоплю на учёбу, стану врачом, и кто знает, может быть, вы ещё передо мной заискивать станете. Земля ведь круглая!” – мстительно подумала я, вспоминая слова козла-сынка Радмилы Модестовны, когда он, с усмешкой произнёс: "Лёва, у тебя, походу, совсем всё плохо?" Его взгляд перед этим скользнул по мне, задержавшись всего на секунду. И в этой секунде я прочла что-то похожее на презрение... К моей помятости? К несуразному халату?

Будто имел право смотреть на меня, как на пыль под ногами.

"Да кто он такой? – внутри всё кипело. – Небось, папенькин сынок, привыкший, что мир крутится вокруг него. Наверняка этот ледяной король всё получил на блюдечке".

Я чувствовала себя униженной. Словно пятно с костюма перетекло в душу.

Только её то мне, чем было постирать?!

Мне, вот, только квартира от бабушки осталась, и ту пытались отжать.

А этот мужчина, своим взглядом напоминающий питона, готового заглотить и переварить любого, смотрел так, словно я нанятая им прислуга.

"Ненавижу!"

Разбирая в голове инцидент по полочкам, вспомнила, что у меня от его взгляда мороз пробежал по коже. Вроде и не смотрел почти, но я ощущала его хищную силу, способную подчинить любого.

"Самодовольный индюк! " – тряхнула головой, сбрасывая с себя наваждение. – Это я на работе не могла тебе ответить. Будь мы вне этих стен, я бы тебе корону твою на уши натянула”, – думая так, мне стало чуточку легче.

Хотя, на самом деле, я всегда старалась избегать конфликты. Считала, что надо уметь договариваться. Но получалось плохо. За себя постоять не получалось – всерьёз меня не воспринимали.

Мне всегда хотелось взрастить в себе достоинство. Но что-то подсказывало, что сильные мира сего получали это качество с молоком матери. Или оно у них было вписано в ДНК?

“Ничего! Я ниточку красную на руку намотаю, чтобы смотреть и помнить, что я не должна никому, позволять себя унижать”.

Остаток рабочего дня вымотал так, что к концу смены хотелось только добраться до кровати и, рухнув в неё, забыться. Но мне предстоял ещё разговор с отчимом и сестрой.

В обед я выскользнула в сквер на территории больницы и позвонила отчиму. Объяснять ничего не стала. Попросила только приехать вечером.

Благо он тоже был занят, поэтому расспрашивать не стал. Сказал, что заедет после девяти.

Ок.

Жаловаться на Свету за глаза мне не хотелось. Поэтому и вызвала его. Пусть сам разбирается со своим цветочком, если не хочет, чтобы та выскочила замуж раньше, чем получит диплом. Я надеялась, что после его визита Матвей тотчас съедет от нас.

Сбросив вызов, не удержалась, проверила пропущенные и уязвлённое по всем фронтам самолюбие, чуть приподняло голову: от Влада было два пропущенных и СМС: “Клёпушка, что стряслось? Не могу дозвониться. Напиши хоть, что жива… Я позвоню после девяти. Люблю!”, и далее несколько сердечек.

“Сказать вечером лично, чтобы шёл на фиг, или просто заблокировать его номер?” – постояла в раздумье и, словно бросаясь с высокого моста в воду, решительно внесла его номер в чёрный список.

Глава 7. О семье и долге

Вечером, как и договаривались, приехал отчим. Валерий Романович, как всегда, был одет с иголочки: костюм, галстук, начищенные до блеска туфли. Я до сих пор удивлялась, откуда у меня в пятилетнем возрасте взялось столько упрямства, но «папой» его я так и не назвала. Мама, конечно, просила, уговаривала, но дальше «Валерия Романовича» дело не пошло. Сейчас даже не знаю, обижался он тогда или нет. Может, и к лучшему, что не срослось.

Света, услышав звонок, выпорхнула в прихожую, улыбаясь мне, как майская роза, хотя ещё утром готова была живьём сожрать. Матвей, как верный оруженосец, вышел следом.

“Отлично! Компания вся в сборе!”

– Папочка, как хорошо, что ты приехал! – прощебетала сестра, целуя отца в щеку.

Валерий Романович окинул меня внимательным взглядом. Без осуждения, скорее с усталым пониманием.

– Вера, привет, – кивнув мне, просканировал тяжёлым взглядом Матвея.

– Здрас-сте, – ничуть не смутился тот.

– Пап, это Матвей! Матвей, познакомься, это Валерий Романович, мой папа, – прощебетала Светка беспечно. Я диву давалась её уверенности, что визит отца ей ничем не грозит.

– Фух! – отчим ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговку на вороте рубашки. – На кухне поговорим? Чай, доча, организуй мне живенько, – пробасил, пропуская её вперёд.

Я тащилась позади всех и злилась:

“Идиллия, прям! Неужели Светке и сейчас всё с рук сойдёт?!”

Попыталась сосредоточиться, как выдвинуть свои требования кратко и по существу, чтобы сестра не перехватила инициативу, как обычно.

Валерий Романови уселся за стол, а та тут же подсуетилась: достав из холодильника коробку с пиццей, поставила в микроволновку разогревать.

– Матвей, папе не этот, – мотнула она головой укоризненно. – Ему тот, с кораблём достань… – указала взглядом на кружку, из которой отчим любил пить чай, когда здесь ещё бабушка была хозяйкой.

Отчим, откинувшись на спинку стула, ждал чай.

А я прислонилась к подоконнику, покусывая от досады губу и выжидая подходящий момент, чтобы начать разговор.

Но всё изначально пошло не так. Я думала, отчим, увидев Матвея, разозлится. Ведь Светка для него свет в оконце. А значит, как любящий отец, он бы вряд ли позволил этому студенту пудрить ей мозги…

Но отчим молчал.

Или он не хотел рубить сплеча?!

– Что у вас тут происходит? – спросил он, наконец, подвигая к себе бокал с горячим чаем.

Я глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, но рта открыть не успела.

– Вера! – голос отчима прозвучал строго. Сразу вспомнилось детство. После такого обращения, отчим обычно долго меня отчитывал.

Он даже развернулся, чтобы лучше видеть моё лицо.

– Света сегодня была вынуждена позвонить мне, – начал он. – Она рассказала о вашем конфликте.

– И что же Света рассказала?! – поджала губы я, опалив сестру презрительным взглядом.

– Она была вынуждена рассказать мне о том, что ты явилась ночью взвинченная и решила свои проблемы выместить на ней. Как у