Маленькое сердце - Лила Каттен Страница 37

У меня был еще целый час для безделья, когда я села за стол с большой чашкой чая. Запив им витамины, что мне прописала гинеколог, я вчиталась в название на упаковке и снова вспомнила вчерашний день. Слезы высохли на ресницах, а я не ощущала покоя. Решение было принято, но внутри поселился страх, который рос в геометрической прогрессии очень быстро.

Взгляд упал на телефон, и я решила залезть в интернет. Форумы придумали не просто так.

Спустя буквально пару минут, я уже читала первую из тысячи историй. Историю боли и жестокого выбора.

Женщине было чуть за тридцать, когда она забеременела второй раз. Диагноз поставили, как и мне во время УЗИ на двенадцатой неделе.

Мучительные разговоры с близкими, которые не понимали ее материнской боли. Подруги, которые отказывались понимать. Родители, что не желали терять дочь. И ее первый ребенок, который мог остаться без матери в свои пять лет.

«Казалось, что выбор очевиден. Казалось всем, кто не был на моем месте. Но это я висела на волосок от смерти и находилась за шаг до убийства своего ребенка.

Как только стало известно о моем диагнозе, они твердили наперебой каждый день, что если умру я, то это будет означать, что выбор был неправильным. Но что это означало в таком случае, если я убиваю своего малыша?

Ответить на мой вопрос не смог никто… Даже я сама».

Прочитав последние строчки, я вытерла слезы.

Это был своего рода дневник женщины. Потому что чуть ниже шла ссылка на следующую запись. Она была завершающей.

Открывать ее было больно. Но я сделала это и расплакалась сильнее.

Она сделала операцию по удалению аневризмы через неделю после искусственных родов.

И последние слова, которыми она завершила свой пост, стояли перед моими глазами весь день: «Я жива… по медицинским показателям я точно жива, но внутри меня, что-то замерло навсегда».

Думая о рисках этой болячки, читая о ней в интернете, я стала больше понимать. И тот процент, который показывала статистика, начинал пугать. Осознание было тяжелым.

Если мыслить разумно, то я действительно могла просто не дожить до момента, когда роды станут возможны и моя девочка выживет. И каждое «если» заставляло меня думать о выборе снова и снова.

Прошла неделя с момента постановки диагноза. Гинеколог звонила и писала несколько раз, тактично напоминая о том, что я должна прийти на прием. А я чувствовала себя зверем, загнанным в клетку. Приближался Новый год, и я ответила ей, что приду на прием после праздников.

Ее рекомендацией было избежание физических нагрузок и отсутствие стресса.

Само слово «стресс» вызывало смех.

Куда я могла его деть, когда внутри меня, считая секунды, была бомба с часовым механизмом?

Пару раз, Макар спрашивал, все ли со мной в порядке. В основном это было в те моменты, когда я глубоко задумывалась о дочери и себе самой. Лгать было тяжело. Маме тоже не нравилось мое состояние. А ведь мне казалось, что я отлично скрывала все переживания.

И все же на праздник, я была бодрой и готовой встретить Новый год с любимым мужчиной.

Мое признание вызвало у него улыбку. Ответное, заставило испытать гамму эмоций. Само осознание того, что он любит, делало меня какой-то особенной.

Он – такой замечательный и невероятный, любит меня.

Мы сходили с ума каждую минуту этой ночи. И это было лучшее, что я испытывала за всю свою жизнь.

Макар отдыхал до девятого, и мы провели с ним все это время вместе. Я даже не помню, чтобы мы выходили на улицу. Но судя по продуктам в холодильнике, мы это определенно делали.

– Так, быстро прошли выходные, – уныло сказала, рисуя пальцами на его обнаженной груди замысловатые узоры.

– Ты права. И мне, к сожалению, не дадут пока что отпуск, чтобы продлить наш отдых.

– Ужас.

Он тихо рассмеялся.

– Макар?

– М?

Я уже знала, что скажу, но пока еще не верила, что отважилась на такой вопрос.

– Я прочла одну историю в интернете, и мне стало интересно, и грустно.

– Какую? Интернет, клад чуши и прочего дерьма.

Он редко ругался при мне, но если и делал это, то значит был на эмоциях.

– Знаю, но не всегда.

– Ладно, что за история?

– Одна девушка стояла перед выбором: сделать аборт и остаться в живых, или же оставить ребенка и с пятидесятипроцентной вероятностью умереть вместе с ребенком.

– Господи, детка, не читай этой фигни, – внезапно резко сказал он и навис, ловко положив меня на спину.

– Но я просто лазила на форумах и увидела этот пост, – попыталась оправдаться.

– Значит, выруби интернет на своем телефоне и забудь о том, как он включается. Ты сейчас впечатлительная и… тебе не нужно это.

Он казался злым, что на него не было похоже.

– Но разве это не грустно?

– Это жизнь, я понимаю. И если эта история вышла в сеть, значит ответ, очевиден, что за выбор она сделала.

Макар, облокотился на спинку кровати и увлек меня за собой, снова опустив на свою грудь.

– Ты ее осуждаешь?

– Нет, – ответил тут же. – Порой нам приходится выбирать из неправильных вещей, из тех, что не оставляют по настоящему выбора. Но если бы она умерла, то это не принесло никому облегчения. У нее будет возможность родить другого ребенка.

– Думаешь, после такого можно жить?

– Люди переживают многое, о чем другие не могут даже мыслить. И все кого-то теряют, потому что это уродливая норма жизни, – немного помолчав, он заговорил снова. – Если бы она выбрала ребенка и умерла в итоге, кто-то, кто ее любил, не сказал бы ей спасибо. Возможно, она бы сделала своим выбором многих несчастными.

Его слова преследовали меня каждую минуту и открыли глаза на другие стороны моего собственного выбора. Они так же заставили усомниться в том, что я считала правильным до этого вечера.

Тот факт, что я усомнилась, уже ставил под угрозу мою веру. Я была предательницей в глазах Макара и мамы, выбирая дочь. И была ужасной матерью, выбирая себя.

Презрения