Барбара Вуд - Время Мечтаний Страница 91

Локи достал потрепанную бухгалтерскую книгу и положил на стол перед Колином.

– Вам придется повысить ставку процента по закладной Драммонда, мистер Макгрегор.

– Почему? В чем дело?

– Шерсть в этом году у них из-за засухи будет плохая, и после стрижки вас ждут потери прибыли.

В районе у некоторых землевладельцев существовала такая практика: если арендатор не мог обеспечить годовой доход от продажи шерсти, тогда для компенсации убытков повышались размеры платежей по закладной. Но проблема состояла в том, что в случае, если мелким фермерам, таким как Драммонд, приходилось платить повешенный процент по закладной, они старались сократить расходы по другим статьям и обычно давали расчет наемным рабочим, увеличивая безработицу в районе.

– Дай ему месяц, – распорядился Колин. – А если не заплатит, выселишь его.

– У Драммондов восемь детей.

– Я за них не отвечаю. Дальше что?

Несколько минут они занимались бухгалтерией, и Локи назвал еще несколько семей, которым грозило выселение. Это были фермы, далекие от проблем, стоявших перед Драммондами. Они ожидали получить хороший доход и рассчитывали выручить достаточно денег, чтобы полностью расплатиться по закладной после продажи шерсти или зерна. В таких случаях Макгрегор действовал следующим образом: он предъявлял долговое обязательство на собственность и требовал полного расчета по нему немедленно, до сезона стрижки или уборки урожая, тем самым обрекая на выселение фермера с семьей без гроша в кармане, в то время как у Колина оставался первоначальный капитал, вложенный этим человеком в ферму. После этого Колин предпринимал новый маневр: продавал эту ферму очередному обладателю небольших средств. При этом Макгрегор предполагал согнать в свое время с земли и этого беднягу, когда тот слишком близко подойдет к тому, чтобы оказаться хозяином фермы. Для Колина это был до смешного простой способ зарабатывать деньги, и он с презрением смотрел на тех землевладельцев, которые не пользовались этой практикой, поскольку ничего противозаконного в ней не было.

После ухода Макбина Колин достал полученное утром письмо из Шотландии и прочитал единственную фразу, имевшую для него значение среди нескольких листов, исписанных рукой матери: «Твой отец очень болен. Мне бы хотелось, чтобы ты приехал домой».

«Домой», – с горечью думал Колин. Он бы с большим желанием вернулся домой. Не по своей охоте он оказался вдали от родной земли. Колин сделал попытку помириться с отцом, когда приезжал с Полин на остров Скай семь лет назад во время их свадебного путешествия. Но сэр Роберт принять их отказался. Он так и не смог забыть слова сына, сказанные ему много лет назад, во время спора по поводу вытеснения фермеров с земли, чтобы освободить площади для производства баранины, обещавшего высокие прибыли. Колин тогда отвернулся от своего наследия, родных мест и уплыл в Австралию. Колин с Полин провели две недели, изучая Скай. Они гуляли по лесу, ездили верхом по пустошам, где паслись черномордые овцы, охотились в окружающих замок лесах и удили рыбу в озере Килмарнок. Они обнаружили замшелые кельтские кресты и надгробия с надписями, не поддающимися прочтению; они ужинали в обществе леди Энн и затем уехали, внезапно прервав визит, так и не повидавшись с сэром Робертом.

В дверь снова постучали, вновь отвлекая Колина от размышлений. В кабинет вошел пятнадцатилетний Джадд в форме сельскохозяйственного колледжа Тонгарра: серых фланелевых брюках и темно-синей куртке. Он был высокий и тонкий, как тростинка; его белокурые с серебристым оттенком волосы напоминали шелк, а ярко-голубые глаза обезоруживали своей ясностью.

– Можно мне поговорить с вами, отец?

– Конечно, сын, заходи, – обрадовался ему Колин. Джадд закрыл дверь и в нерешительности остановился.

Он предпочел бы разговаривать с отцом в другом месте, в гостиной, например, где не чувствовалось бы так сильно гнета истории и незримого присутствия давно ушедших в мир иной. Хотя ему было почти шестнадцать, но кабинет отца по-прежнему пугал его. Джадд старался не смотреть на последнюю вышивку, присланную леди Энн и висевшую на стене в рамке под стеклом. Это было стихотворение под названием: «Церковь с привидениями в Килмарноке»: «Приближался Килмарнок, где призраки и вурдалаки кричат по ночам». Джадду больше нравились стихи об австралийской глуши, например, баллады Хью Уэстбрука, в которых он рассказывал о золотом солнце и сияющих небесах, о людях, полных жизненных сил, не боящихся призраков и легенд.

– Так о чем ты хотел поговорить со мной, Джадд? – напомнил Колин, наливая себе виски. Он с нетерпением ждал дня, когда сможет представить Джадда в городском мужском клубе, и они в первый раз выпьют вместе.

– Они просят меня принять решение, отец. Мне скоро шестнадцать, и мой курс обучения завершится спустя год после этого. Но если я решу остаться, тогда меня зачислят на специальный…

Колин жестом прервал его.

– Джадд, тебе известно мое мнение на этот счет. Я тебе уже его высказал. Зачем снова возвращаться к этому?

– Отец, я думаю, вы несправедливы ко мне.

– Джадд, тебе только пятнадцать, – терпеливо улыбаясь, наставлял сына Колин. – Ты сам не знаешь, чего тебе на самом деле хочется.

– Мне скоро шестнадцать. Разве вы не знали в шестнадцать, чего хотите?

– Я думал тогда, что знаю, – Колин теперь улыбался грустно и глубокомысленно. – Я был молод, не знал жизни и наделал много ошибок. Мне хочется уберечь тебя от этого.

– Я бы предпочел совершать собственные ошибки, сэр.

Перед мысленным взором Колина промелькнуло грозное лицо сэра Роберта.

– Ошибки причиняют боль, – сказал он Джадду. – Мне хочется избавить тебя от мучений, через которые пришлось пройти мне. Временами я жалею, что поддался твоим докучливым просьбам позволить тебе ехать в Тонгарра. Мне следовало, как я и планировал, отправить тебя учиться в Англию. Но я подумал, что твоя учеба в сельскохозяйственной школе пойдет в будущем на пользу Килмарноку. Теперь мне ясно, что я ошибался.

– Но, отец, школа мне подходит, – нетерпеливо возразил Джадд. – Думаю, что в свое время я смогу использовать полученные знания для выведения какого-нибудь нового сорта пшеницы, устойчивой к засухе.

– Джадд, но ты же овцевод. А не земледелец, – Колин обошел стол и положил руку на плечо сыну. – Мне бы не хотелось, чтобы мы ссорились. Неужели ты не понимаешь, что я забочусь о твоих интересах. Я не позволю тебе унизить себя, став учителем.

– Но я же не останусь учителем навсегда, отец. Мне хочется быть ученым.

Колин покачал головой. И откуда в мальчике столько упрямства? И вдруг Колин представил, как сам стоял когда-то перед человеком с таким же непреклонным, как у него теперь, лицом, в похожем кабинете в большом каменном замке почти таком же, как этот. В ушах его звучал голос отца: