Роби Джеймс - Сильнее только страсть Страница 8

Ярким, необычно холодным для августа днем 1312 года, въезжая во внутренний двор Виндзорского замка, Роберт думал о том, как хорошо, что Джон в эти минуты рядом с ним. Оба они отпустили бороды – у Роберта густая, рыжая, у Джона темно-каштановая, не растущая там, где на коже рубцы, но частично закрывающая их. Серые, со стальным оттенком глаза Джона и сейчас кажутся более суровыми, когда оглядывают мощные укрепления английской твердыни.

Роберт тоже бросил внимательный взгляд на стены, за которыми остались их сторонники, отпустил повод коня и спешился.

– Веселее, Джон! – сказал он. – Пойдем и начнем улыбаться королю Англии.

Карлейль соскочил со своего вороного, отдал поводья в руки подбежавшего мальчишки-конюха.

– Обращайся с ним хорошо, – хмуро бросил ему он. – Иначе я замариную твою печень и дам тебе съесть.

– Да, милорд, – сказал тот, не слишком напуганный прозвучавшей угрозой, и, поклонившись, повел коней в стойло, а оба шотландца, одновременно ощутив, что сейчас они совсем одни в логове врага, направились через двор к дверям замка.

Принцессе Марии Плантагенет из Эмсбери исполнилось тридцать четыре года, и она уже пережила свою темпераментную сестру Джоанну на пять лет. Иногда, к собственному стыду, она не могла не думать о том, как удачно, что к тому времени, когда она представила свою воспитанницу Джиллиану ко двору, память о Джоанне и тем более о ее внешности значительно стерлась в умах придворных и оставшихся в живых членов королевской семьи. Новый король Эдуард вообще никогда не интересовался своими сестрами и проводил с ними очень мало времени. Их родители давно в могиле. Юная жена отца Маргарита почти не общалась с Джоанной. Те из высокородных персон, кто знавал Джоанну в детстве и юности, могли помнить ее бросающуюся в глаза красоту и неуемный нрав, но они уже отошли от двора по прошествии стольких лет. И наконец, новая королева Изабелла, красивая и несчастная супруга Эдуарда , вообще не знала Джоанну, а потому никак не могла заметить поразительного сходства между принцессой в юности и той девушкой по имени Джиллиана, которая стала сейчас по просьбе Марии одной из ее придворных дам.

Насчет красоты двух женщин во дворце – Изабеллы и Джиллианы – в последнее время не утихали горячие споры: какая из них совершеннее? Первая была француженкой двадцати лет, с шелковистыми волосами золотого оттенка и снежно-белой кожей, за что сразу же, как увидели ее в Англии, ей дали прозвище Изабелла Прекрасная. Если сравнивать с цветком, то она напоминала лилию. Вторая – шестнадцатилетняя воспитанница принцессы Марии с черными как смоль волосами, отливающими синевой на солнце, со смуглой, теплого оттенка кожей. Если говорить о цветке, ее, пожалуй, можно сравнить с черной розой.

Все знали из слов Марии, что девушка – сирота, родившаяся где-то в Нортумберленде и жившая у нее в Эмсбери, и звали ее Джиллианой из Эмсбери. Королева Изабелла стала звать ее Лия, и, хотя имя не нравилось ни Марии, ни Джиллиане, оно прилепилось к ней.

Опустившись на колени в семейной часовне, принцесса Мария думала сейчас о том, как два красивых женских создания – Изабелла и Джиллиана – удивительно не похожи друг на друга. Юная королева вся на виду – со своими речами и чувствами, порой не слишком сдержанными. Джиллиана – вся в себе, бесстрастна и холодна настолько, что у многих появлялось провокационное желание сделать что-то нарочитое, чтобы вызвать ее на откровенность, заставить раскрыться. Да и внешне: Изабелла – небольшого роста, грациозна, воздушна, предельно женственна; Джиллиана – высокая, ледяная, как изваяние, с мужскими повадками, тщательно прячущая свои сильные мышцы и округлившиеся груди под складками одежды.

В то время как Изабелла почти не скрывает безмерной тоски по ласкам своего супруга, кому людская молва приписывает, и совсем не напрасно, увлечение существами мужского пола, пребывающими у него в фаворитах, Джиллиана до сих пор остается совершенно безразличной к вниманию мужчин. С тем же равнодушием, что и к своей расцветшей красоте, она относится ко всем красавцам или считающим себя таковыми, чем немало их огорчает, даже оскорбляет. Для нее идеалом мужчины продолжал, видимо, оставаться тот, кто искусно владеет оружием, у кого сильное тело и открытая добрая душа. Словом, такой, каким был ее отец. А всякая там галантность, куртуазность, всякие обожающие взгляды и медоточивые словеса – не для нее.

Однако она не очень старается показывать свое отношение к мужчинам и тем более к королю. К нему она испытывает тайное презрение, не понимая, как может Изабелла вожделеть к такому ничтожеству. И если кое-что Джиллиана все же прощает ему, то только потому, что он родной брат Марии, а вовсе не потому, что коронован и восседает на том самом троне, на котором сидел еще Эдуард Исповедник и который, насколько ей известно, украл отец этого короля у законных наследников из Шотландии.

Разумеется, Джиллиане не могло прийти в голову, что нынешний король является, в сущности, ее дядей. Да она и не захотела бы иметьблизким родственником человека, не проявляющего ни малейшей заботы о своем государстве и подданных, открыто отдающего все свои чувства наглым фаворитам; человека, которого в прошлом году его собственные лорды заставили подписать унизительное для него соглашение о том, что в большинстве случаев он не смеет действовать в одиночку и не должен решать государственные вопросы без их одобрения. А совсем недавно те же разъярившиеся лорды казнили самого любимого из его фаворитов, наглого гасконца по имени Пьер Гавестон.

Король был в страшном гневе ив такой же печали, он проплакал несколько дней, но противостоять своим пэрам не посмел. Королева Изабелла рассказывала Джиллиане о переживаниях короля, а сама посмеивалась и прикрывала лицо красивой белой ручкой.

– Уж теперь-то, надеюсь, он вернется ко мне в постель. Как только окончится его истерика...

Джиллиана полагала, что король ни за что не изменит своих пристрастий, но она жалела бедняжку королеву и не стала ее разочаровывать.

В яркий августовский день, когда Джиллиана находилась в покоях королевы, сестра Мария, покинув часовню, уселась возле окна в одном из широких коридоров замка. Рядом с ней находился брат Уолдеф, давно ставший ее хорошим другом, а также капелланом. Она уже почти забыла о своем удивлении, когда семь лёт назад, поздней осенью 1305 года он внезапно появился у нее в монастыре Эмсбери и заявил, что Господь посылает его к ней, дабы сопровождать ее в дальние и близкие путешествия. Сначала она отнеслась к нему без особого доверия, однако не отказала от дома, а вскоре приземистый полноватый цистерцианец полностью расположил ее к себе своим умом, дружелюбием и бескорыстием.