Тереза Медейрос - Озорница (Ангел на час) Страница 70

Часы в вестибюле, спрятанные в высоком футляре, пробили раз, другой, десять раз... Джастин не выдержал и изрыгнул проклятие. Эдит уколола палец иголкой, но герцогиня и бровью не повела.

Джастин остановился у окна, уперся руками в подоконник и мрачно уставился во двор. За морозными узорами сквозь стекло ничего нельзя было рассмотреть, ясно только, что ночь выдалась холодной. «Ну и что теперь делать? — в который раз задавался нелегким вопросом герцог. — Неужели снова придется нанимать детективов, чтобы разыскивать Эмили? Человек отправился за покупками по магазинам и исчез? Нет, ни в коем случае не следовало отпускать ее в компании с Пенфелдом. Это было глупо. С другой стороны, это же не Окленд, где может случиться черт знает что! В благополучном Лондоне везде и во всем полный порядок, да и Пенфелд чувствует себя здесь как рыба в воде».

Герцог прилагал все усилия, чтобы не поддаться панике и не отчаиваться, отказывался признать, что испытывает страх. Его мучили опасения, что Эмили вполне способна использовать представившуюся возможность, чтобы сбежать, вновь исчезнуть без следа. Да, конечно же, следовало отправиться с ней самому, даже с риском оказаться в уютной полутьме кареты наедине с манящим ароматом ее кожи. Даже с риском сидеть рядом, тесно прижавшись к ее бедру. В конце концов, эти муки не идут ни в какое сравнение с необходимостью ждать и терзаться неопределенностью.

За переживаниями сына внимательно наблюдала матушка. Вроде бы вся ушла в работу, глаза полуприкрыты, но время от времени из-под ресниц сверкает острый взгляд. По опыту Джастин знал, что герцогиню не следует недооценивать и что она не так глупа, как может иногда показаться. Оливия Коннор давно научилась скрывать природный ум за маской несколько рассеянной и туповатой хозяйки, пребывающей в вечных домашних хлопотах, но временами маска спадала, являя миру былую весьма расторопную и смекалистую продавщицу из небольшого магазина на Оксфорд-стрит, которая в свое время не только изучила без посторонней помощи генеалогические древа всех потенциальных женихов, но и сумела выйти замуж за лорда, обладавшего огромным состоянием, владельца процветающей судоходной компании. Позднее она готова была поступиться чем угодно, даже пожертвовать любовью собственного сына ради того, чтобы сохранить привязанность сурового и привередливого супруга.

Герцогиня проткнула плотную ткань длинной иглой и неожиданно спросила, не поднимая глаз:

— Тебе эта девушка не безразлична? Я правильно поняла?

— Естественно, она не может быть мне безразлична. Как-никак я прихожусь ей опекуном. Ее отец был моим лучшим другом.

— Ты хочешь сказать, что раньше никогда не видел ее?

Движение иглы действовало завораживающе, и Джастин, как загипнотизированный, не мог отвести взгляда от рук матери. Она вышивала так же легко и уверенно, как ее сын играл на фортепьяно. А что, если все рассказать ей?

Мелодичный перезвон колокольчика у двери избавил его от необходимости отвечать на непростой вопрос. Матушка замерла, Эдит и Джастин обменялись удивленным взглядом. Неумолчный звон колокольчика сопровождался стуком лошадиных копыт по дорожке от ворот к дому.

Когда Джастин выскочил в вестибюль, с лестницы скатились Герберт, Гарольд и Гарви в длинных ночных сорочках и колпаках, за ними крались Лили и Миллисент, подняв высоко над головами свечи, отбрасывавшие причудливые тени по стенам.

— Что здесь происходит? — раздраженно ворчал Герберт, протирая заспанные глаза. — В этом сумасшедшем доме приличному человеку просто нет места. Выспаться не дают.

— Какого дьявола? — орал во все горло Гарольд, путаясь в подоле ночной сорочки Гарви. — Пожар? Горим?

Все толпой высыпали наружу как раз в тот момент, когда к крыльцу подъехала крытая полицейская карета, в окне которой виднелись ржавые прутья решетки. За ней остановился экипаж Уинтропов, на облучке восседал кучер, понуро свесив голову.

С отвисшей от удивления челюстью Джастин молча наблюдал за тем, как с облучка крытой кареты спрыгнул полицейский, в знак приветствия притронулся пальцем к каске и пошел к задней дверце, забранной решеткой. Как только она открылась, показалась рука в белой перчатке. «Слава богу, догадалась перчатки надеть», — мелькнула в голове сумасшедшая мысль.

Полицейский почтительно подал руку, чтобы помочь девушке сойти на землю, и она одарила его величественной улыбкой. Джастин выступил вперед, преисполненный решимости добиться объяснений, даже если ради этого придется свернуть Эмили ее нежную шею. Но не успел он сделать и пару шагов, как из кареты вылетело грозно рычащее чудовище, злобно оскалив острые клыки, и нацелилось в горло хозяина дома.

21

«Ты должна вечно благодарить бога за то, что унаследовала глаза своей матери; достаточно того, что на тебе лежит проклятие доставшихся от меня жутких волос...»

Джастин отпрянул в сторону от брызгавшего желтой слюной чудовища, инстинктивно пытаясь отвести угрозу от Эмили и заслонить ее своим телом. Грозный рык монстра почти заглушал истерические вопли насмерть перепуганных сестер. Вслед за чудовищем из дверцы кареты вывалилось нечто непонятное и несуразное, Джастин не сразу сообразил, что это несчастный Пенфелд, прикованный к жуткому созданию синим бархатным поясом Эмили. В первую секунду невозможно было понять, кто кого ведет на поводке, и ощетинившийся шипами собачий ошейник вполне можно было надеть на толстого слугу. Пес волочил его за собой по дорожке и жадно облизывался, поглядывая на хозяина дома. Лошади жалобно ржали и нервно рыли копытами землю.

— Что все это значит? Как прикажешь это понимать, Пенфелд? — спросил Джастин. Он говорил спокойно, чтобы не дразнить животное, но в его тоне сквозила такая угроза, что окружающим стало не по себе.

Пенфелд уперся пятками в землю, пытаясь устоять перед мощным натиском пса, чуявшего верную добычу. Всегда ухоженные и тщательно причесанные его бакенбарды стояли торчком, некогда безукоризненно выглаженный сюртук был изодран в клочья, белоснежная рубашка перепачкана грязью.

— Вы велели купить ей щенка, сэр, — напомнил Пенфелд. В его глазах стояла немая мольба о прощении и помощи.

Джастин оглядел пса, на морде которого пузырились клочья белой пены, и заключил:

— Это не щенок, а взрослый экземпляр, это буль.

Презрительное сокращение псу явно не понравилось, он разобиделся, рванул вперед, потянув за собой Пенфелда, и жуткие клыки лязгнули в паре сантиметров от паха Джастина.