Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон Страница 65

Годами. Это длилось годами.

– Когда Оливер умер, я поклялась себе, что этого больше не будет. У меня уже были спланированы гастроли. Почти за все было заплачено. Лорд Эшли никогда не вмешивался в дела Консерватории. Она была делом жизни Оливера, хотя и существовала на деньги графа. Я думала, что после смерти Оливера Консерватория тоже погибнет. Большая часть моего заработка уходила на ее содержание, и потому меня не тревожило, что мои гастроли частично оплачены ею. Я сделала все, что только могла, чтобы подготовиться. Я думала, что, если уеду достаточно далеко, лорд Эшли оставит меня в покое. Отпустит меня. Найдет для своих игрищ другую женщину. Но в завещании его матери было что-то такое, что его очень огорчило. Три месяца назад он явился ко мне и потребовал, чтобы я с ним поговорила. После его ухода я сменила замки, но Люк продолжал его впускать. Я уволила Люка, перестала ему платить, но вместо меня ему начал платить граф, и Люк никуда не делся. Я терпела это лишь потому, что в доме был Огастес. Терпела и строила планы. Потом он исчез.

– Вы забеременели. Снова.

– Да. У меня случилась задержка. И я все поняла. А доктор Моро подтвердил.

– Доктор Моро? – ахнул он.

– Да. Он не болтун. И он много лет лечил Огастеса. Я знала, что доктор Моро ни о чем не расскажет лорду Эшли. Хотя Люк обо всем ему докладывал. Обо всех моих делах, обо всех, с кем я виделась.

Он вспомнил день, когда они снова встретились, вспомнил, какой встревоженной, какой отчаявшейся она ему показалась, и все кусочки мозаики словно встали по местам. Казалось, это было целую вечность тому назад.

– Но потом я встретила вас. Прямо там, в Париже. Вы стояли, сняв шляпу, и смотрели на меня так, словно услышали мои молитвы. И я решила… что, быть может, и это тоже переживу.

– Вы это переживете, голубка. Обещаю. – И он поклялся себе, что так и будет, и он все для этого сделает.

– Но он поехал за мной. Я уверена, что он рано или поздно узнает, кто вы такой. – Теперь ее голос, впервые за весь этот вечер, звучал испуганно. – Я не знаю, что делать, Ноубл. Не знаю, куда идти. Нам нужно спрятаться. Но разве можно спрятать Огастеса?

* * *

– Разве можно спрятать Огастеса? – причитала его мать; слова звучали приглушенно, и все-таки он ясно услышал.

Огастес знал, что ему нужно было постучаться, но Эмма очень старалась удержать его внизу, а он не хотел навлечь на себя неприятности. Он проиграл в покер все свои конфеты, едва притронулся к ужину, а когда объявил, что устал и хочет спать, Эмма начала стелить ему на диване в гостиной. В этот момент у него в голове взвыла сирена. Он не ляжет спать, не повидавшись с мамой.

Он поднялся по лестнице, сославшись на то, что ему нужно умыться и переодеться перед сном. Эмма крикнула ему вдогонку:

– Иди в ванную в коридоре, не в ту, что в спальне, чтобы родителям не мешать!

Он слишком сердился на своих родителей, ведь они не удосужились объяснить ему, что случилось, и он весь последний час терзался, не зная, в чем дело. Какое-то время назад он слышал, как Бутч – довольно шумно – ходил по комнате, как в ванной лилась вода. Значит, мама точно не спит.

Он прижался ухом к двери, забыв о просьбах и предостережениях Эммы, и вслушался в происходившее там, куда его не хотели пускать.

Всего он не разобрал, но услышал достаточно, чтобы понять три вещи. Лорд Эшли – его отец. Лорд Эшли на протяжении долгих лет обижал маму. Маме нужно спрятаться, но из-за Огастеса она не может этого сделать.

Повсюду, куда бы он ни пошел, на него смотрели. Его легко было запомнить. А значит, лорд Эшли рано или поздно их отыщет. И Ноубла тоже. И сообщит пинкертонам. И еще полицейским. И тогда Ноубла у них с мамой заберут. И повесят. Сунут его голову в петлю, и он умрет. Так писали во всех историях про ковбоев.

И все это случится из-за него. Потому что его нельзя спрятать.

– Не будь трусом, – простонал он, закрывая лицо ладонями, стараясь унять подступавшие слезы и ужас, заполнявший все его существо. Он прошел в ванную и машинально принялся готовиться ко сну. Но он уже знал, как поступит.

19

Где ты был, милый?

Время почти вышло. Я

Хочу танцевать.

– Где Огастес? – спросил Бутч, устало усаживаясь за стол перед тарелкой с остывшим ужином, которую оставила для него Эмма.

Сандэнс клевал носом, откинувшись на спинку стула, сцепив пальцы на животе и скрестив ноги. Ван перемешивал карты, прихлебывая что-то крепкое из стакана.

– Мы думали, он наверху с тобой и матерью, – отвечал Ван, не поднимая глаз от колоды.

– Нет. Эмма обещала за ним последить.

– Она пожелала нам доброй ночи и ушла к себе, потому что «весь вечер нам прислуживала». – Последние слова Ван произнес нарочито писклявым голосом.

– Вы обещали играть с ним в покер, – бросил Бутч, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Пнул ножку стула, на котором спал Гарри, чтобы его разбудить.

Сандэнс уставился на него мутными глазами:

– Я не его папаша.

– Мы играли, но недолго, – объяснил Ван. – Ему сегодня было не до того. Он сказал, что устал, и Эмма приготовила ему постель в гостиной, но он пошел наверх, а назад так и не спустился. Мы решили, что он соскучился по матери. Я его понимаю. Он о ней здорово беспокоился.

Бутч поднялся наверх и обшарил все комнаты, одну за другой, заглянул даже к доктору Ласо, хотя тот и не обрадовался его вторжению. Бутч не стал извиняться. Потом он обыскал комнаты первого этажа, оповестил встревожившуюся Эмму и вышел на улицу. Было темно, но в небе вставала полная луна, и в ее свете были четко видны розовые кусты и деревья, среди которых мог бы спрятаться ребенок, решивший побыть в одиночестве.

Но Гаса нигде не было.

Он решительным шагом вернулся в дом. Терпение было на пределе. Ну и денек.

Чемоданчик с наличными по-прежнему стоял там, где Бутч его оставил, когда получил от доктора Ласо удар под дых. Повезло, что Ван не додумался украдкой