Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон Страница 50

– Еще несколько минут. Пока не вернется Ноубл, – прошептала она. Но он понял, что она и за Ноубла тоже тревожится, потому что ее молитвы звучали как хайку, так же как многие слова Ноубла. Она словно разучилась говорить по-другому.

– Верю Ноублу

Как себе. Убереги,

Прошу, Господи.

Огастес прибавил к ее молитве свою:

– Прошу, Господи,

Маму, Бутча и меня

Сбереги от бед.

Вскоре после того, как они вознесли молитвы из темной глубины шкафа, в каюту вернулся Ноубл. Он окликнул их, отпер дверь между каютами, развернулся, снова окликнул, громко, испуганно:

– Джейн! Огастес!

Огастес вывалился из шкафа. Ему хотелось быть таким же храбрым, как мама, – она не плакала, – но у него ничего не получилось. Бутч поцеловал его в макушку и крепко обнял, а потом обхватил маму и тоже прижал к себе. Мама стояла недвижно, словно фонарный столб, но Бутча это не смутило. Он все равно притянул ее к себе, и она, несколько раз судорожно вздохнув, наконец сдалась, смягчилась, прижала к себе Огастеса, а Ноубл Солт обнял их обоих.

– У нас неприятности, Джейн. Придется срочно принимать решение, – произнес Ноубл, оглядывая беспорядок в каюте.

– А можно нам сейчас перекусить? – спросил Гас, утирая нос рукавом.

– Нужно сообщить стюарду. Правда, я не знаю, кому здесь можно доверять, а кому нет, – проговорила мама, подбирая с пола одежду и покрывала.

Казалось, ничего не пропало, но Ноубл объяснил, что чужакам ничего и не было нужно. Они должны были все расшвырять только для вида.

– Лорд Эшли хотел, чтобы меня в каюте не было, – сказал Ноубл. Он поглядел на Огастеса, потом перевел взгляд на маму. – Думаю, он планировал похитить Гаса. Рассчитывал, что мы вдвоем уйдем на палубу, чтобы встретиться с ним, и оставим мальчика одного.

Мама качала головой. В глазах у нее стояло такое отчаяние, что Огастес схватил Ноубла за руку, убеждая скорее замолчать.

– Вы ее пугаете! – с укором воскликнул он.

Ноубл сжал ему руку, но продолжал говорить, мягко, но прямо, ничего не скрывая:

– Лорд Эшли сказал мне, что сегодня вечером капитан Смит получил телеграмму, а в ней – приказ задержать вас и обратным рейсом вернуть во Францию. Не знаю, правда ли это. Может, он просто время тянул. В какой-то момент мне и правда так показалось. Но если все-таки капитану Смиту приказано не выпускать вас с корабля, когда мы завтра причалим в Нью-Йорке, то у нас проблемы посерьезнее, чем Чертог.

Огастес расхохотался:

– Ноубл, вы назвали его Чертогом. Вы это нарочно?

– Да, Гас. Он мне не слишком понравился. – Ноубл улыбнулся мальчику, хотя в глазах у него читалась тревога.

Он снова повернулся к Джейн. Та мерила шагами каюту:

– На каком основании меня требуют задержать? В чем вообще дело?

– Французские власти расследуют обстоятельства смерти Оливера. Вам нужно явиться на допрос.

Джейн остановилась, опустилась на кровать. Она не собрала волосы, и теперь они темными волнами спускались ей до пояса. Огастес не привык к такой маме – к той, что не была накрашена и старательно причесана, к той, что не владела собой. Из-под ночной рубашки виднелись ее ступни, и Огастес вдруг заметил, какие они маленькие, может, даже меньше, чем его собственные. Как такое вообще возможно?

– Если я вернусь во Францию, то окажусь целиком и полностью в его власти.

Огастес снова прислушался:

– Мама? О чем ты говоришь?

– Джейн… Послушайте, – настаивал Ноубл, но мама продолжала тихонько бормотать:

– Следователь признал, что он умер естественной смертью. Мы похоронили его. Но теперь… Как раз когда я уезжаю, дело вновь открывают и мне нужно вернуться? Это происки лорда Эшли.

Ноубл уселся рядом с ней на постель, притянул к себе Гаса и взял его за руку. Джейн на них даже не смотрела. Она опустила руки на колени и крепко сжимала их, а по щекам катились слезы. Она снова плакала.

– Если вы будете гражданкой Америки, капитан Смит не сможет вас задержать и вернуть во Францию, – произнес Ноубл.

– Но я не гражданка Америки, – возразила Джейн.

– Знаю. Зато я гражданин Америки. В Америке, как и во Франции, гражданство жены привязано к гражданству мужа. Если вы выйдете за меня, сразу станете американкой. И у французов не будет права требовать вашей экстрадиции.

Джейн глядела на Ноубла, по щекам у нее текли слезы, подбородок дрожал.

– Черт меня подери, – выдохнул Огастес, повторяя излюбленную фразочку Ноубла. – Вы хотите жениться на маме?

– Да, Гас. Хочу. Если она согласится.

Огастес вскочил на кровать. Он не мог больше сдерживаться. Он принялся скакать, и прыгать, и вопить, и вертеться, а потом наконец повалился на покрывало рядом с Ноублом Солтом:

– Скажи да, мама! Прошу, скажи да.

15

Скажу тебе да.

Я хочу этого всем

Сердцем и душой.

Ноубл ушел в свою каюту, давая Джейн время собраться с мыслями, но уже через минуту вернулся, держа в руках видавшую виды кожаную папку для бумаг, и снова сел рядом с ней:

– У меня есть все, что может понадобиться. Даже свидетельство о рождении на имя Ноубла Солта.

Огастес уселся за стол и решил отпраздновать предложение, которое Ноубл сделал его матери, открыв принесенную стюардом корзину. В ней обнаружились крекеры, сыр, хлеб, абрикосовый джем. Огастес съел все вишни в шоколаде и лишь после этого с виноватым видом спросил, не хотел ли кто-то еще их попробовать. Потом он задумался, не переменить ли ему имя на Огастеса Солта.

– Звучит по-ковбойски, правда, мама? Огастес Солт. – Он облизнул пальцы и отправился умываться, на все лады бормоча это имя.

– Джейн, это ведь простая формальность, – мягко проговорил Ноубл, не сводя с нее глаз. – И потом, Ноубл Солт не мое настоящее имя, а значит, брак вряд ли будет считаться законным. – Он пригладил усы. – Поймите, я не стану придавать этому браку значения. Не стану от вас чего-то требовать, вести себя не так, как теперь. Я знаю, кто я и в чем состоит моя работа. Знаю, для чего я здесь. И это не изменится. Когда все будет сделано… Я пойду своей дорогой и оставлю вас