К. У. Гортнер - Откровения Екатерины Медичи Страница 40

Когда до меня дошли рассказы о некоем враче, который странствует по охваченным чумой краям, потчуя больных самолично изготовленными пилюлями из розовых лепестков, я тотчас испытала живейший интерес. Мишель Нострадамус, как сообщили мне, был обращенный в католичество иудей, который опубликовал доклад касательно лечения чумы. Он овдовел и теперь поселился в родных местах, в Провансе; к моему изумлению, он считался также и весьма одаренным ясновидцем.

Я отправилась поговорить с Генрихом.

— Мне бы хотелось пригласить этого человека ко двору.

Мой супруг возлежал на кушетке, и Амбруаз Паре, наш придворный медик, трудился над его бедром. Генрих был ранен во время упражнений в фехтовании, и хотя рана оказалась не слишком серьезной, воспаления избежать не удалось. Муж скрипел зубами, а Паре между тем обработал рану мазью и принялся накладывать свежую повязку.

— Мишель Нострадамус — врач, — отметила я. — Он мог бы помочь доктору Паре лечить твою ногу.

Паре искоса бросил на меня усталый и благодарный взгляд. Генриха нельзя было назвать идеальным пациентом. Он не терпел праздного лежания, и его залеченная было рана дважды открывалась сызнова — видите ли, он непременно желал прокатиться верхом.

— Если это и вправду так, приглашай. — Муж насупился. — Мне уже обрыдли мази и повязки.

— Спасибо. — Я поцеловала его в лоб и отправилась составлять приглашение.

Миновала не одна неделя, а ответа все не было. Осенью мы, как обычно, перебрались в сложенный из камня и красного кирпича замок Блуа в долине Луары, где я освежила свои покои новыми стенными панелями и гобеленами. Здесь я проводила по многу часов, надзирая за исполнением домашних дел.

И однажды, во второй половине дня, в эти покои без уведомления вошел Мишель Нострадамус.

Я подняла глаза — и оцепенела. Он оказался высок ростом, но во всех других отношениях был на первый взгляд непримечателен. В черной докторской мантии и остроконечной шапочке, с резкими чертами лица, наполовину скрытого седеющей бородой, человек, который склонился передо мной, более напоминал утомленного делами торговца. Наши взгляды встретились; его карие глаза, проницательные и печальные, выражали безграничное знание и усталую нежность.

— Ваше величество, — напевно и мрачно проговорил Нострадамус, — я прибыл из Фонтенбло. Мне сообщили, что вы здесь.

Он не выразил неудовольствия, однако явно намекал, что я вынудила его на путешествие, повлекшее за собой нешуточные расходы.

Я одарила гостя теплой улыбкой, сердцем чувствуя, что он не из тех, кого можно обмануть показной фальшью.

— Сожалею, что причинила вам такие неудобства, однако вы так и не ответили на мое письмо. Откуда мне было знать, что вы намереваетесь посетить меня?

— Я посчитал, что ваше величество желали бы увидеть меня как можно скорее. — Нострадамус не отвел прямого взгляда. — Вы писали, что его величество король, ваш супруг, страдает от открытой раны в бедре. Я не думал, что на подобное обращение нужно отвечать. — Он помолчал немного. — Рана по-прежнему досаждает его величеству?

Я кивнула, исподволь озадаченно разглядывая обтрепанные обшлага рукавов, нависавшие над его крупными костлявыми запястьями. Он выглядел так, словно прошел в этой мантии пешком до самого Блуа.

— У вас нет вещей?

— Дорожный мешок. Я оставил его снаружи, у стражников. Мы отправимся к королю немедленно?

Я снова кивнула, поднялась было — и тут комната вокруг меня словно поплыла. Пробудился мой дар, который так долго не давал о себе знать. Схватившись за край стола, я вдруг услышала голос Нострадамуса:

— Вы знаете, почему я пришел.

Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он даже не шелохнулся, словно ничего не произошло.

Этот странный человек явился ко двору что-то поведать мне.

— Мы отправимся к его величеству чуть погодя. — Я знаком велела ближним дамам оставить нас одних, хоть это и было против обычая.

Ведь я королева и впервые в жизни вижу этого человека. Вполне возможно, он окажется сумасшедшим.

Однако я провела Нострадамуса в свой личный кабинет, комнатку с застекленным окном, позолоченным столом, стульями и камином. Стены здесь по моему желанию были обшиты благовонным кедром, на фронтисписах выложены золотом мои инициалы, переплетенные с инициалами Генриха. Мой кабинет в Блуа являлся одним из весьма немногих мест во Франции, где не красовались вездесущие «Г» и «Д»; всякий другой человек, обнаружив это, запнулся бы и даже спрятал усмешку.

Нострадамус, казалось, вовсе не обратил внимания на обстановку. Он сел на стул, который я ему жестом предложила, и, отказавшись от вина, промолвил:

— Послание вашего величества стало для меня неожиданностью. За минувшие годы я несколько раз писал вам, но ответа так и не дождался.

— Вы писали мне? Но я не получала ваших писем. Уверяю вас, если бы я… — Возражения замерли на моих устах; я осознала, что вот-вот солгу. — По правде говоря, я получаю сотни писем и прошений. Секретарь, разумеется, сообщает мне о самых важных или личных, однако я не в состоянии просматривать всю свою почту.

— Понимаю. Стало быть, мои послания не были важны.

— Да нет же! Я просто их пропустила.

— Нет. Они не были важны.

Я вдруг поняла: Нострадамус вовсе не имеет в виду, что считает свои письма пустяковыми или же что они не попали в мои руки по чьему-то недосмотру. Он хочет сказать, что…

— Они и не должны были попасть к вам в руки, — прервал мои мысли Нострадамус и впервые за все время улыбнулся, показав кривые зубы. — Господь направляет наши стопы. Вам это известно; вы, ваше величество, так же как и я, чувствуете незримое.

Нечто шевельнулось, заворочалось во мне — то расправлял щупальца дар, которым я столько лет пренебрегала.

— Екатерина, — слабым голосом проговорила я. — Зовите меня Екатериной.

— Это было бы неуместно. Вы — моя королева.

Воцарилось молчание.

— Почему вы писали мне?

— Потому что у меня были видения. Видения о вас и о будущем. — Он подбородком указал в сторону двери. — Я записал их много лет назад, еще до вашего прибытия во Францию. Книга лежит в моем мешке. Если позволите, я прочту самое важное на память. Понимаете ли, видения приходят ко мне… — он замялся, подбирая точное слово, — внезапно. Многие из них по сей день остаются тайной.

— Да, — сказала я тихо. — Понимаю.

— Я так и думал. — Нострадамус сплел пальцы. — То, что я скажу, вам нелегко будет услышать.

Именно это я и подозревала. Нечто недоброе соткалось в воздухе, источаемое темным уголком его разума, который не имел никакого отношения к его человеческой природе.