Зов призрачных сердец - Татьяна Ма Страница 35

Уже пятый день Елена сидела в заточении – с тех самых пор, как отказала Дмитрию, и тот, вместе с отцом, старым графом Щетининым, уехал в свое имение, лишь одарив ее презрительным, полным злобы взглядом. Князь Хворостин, узнав, что дочь отказала Щетинину, едва не свалился тут же в апоплексию, но вместо удара хватило силы закричать: «Негодница! Ты еще об этом пожалеешь! Выкинешь из головы свою глупую любовь, иначе и ему, и тебе не жить!»

С тех пор дверь в ее спальню держали на засове, который наспех приколотили с другой стороны. Горничная Дашка по утрам вносила в комнату тарелку с кашей, кувшин с водой и, встретив умоляющий взгляд княжны, поспешно кланялась и отводила глаза: нельзя долго задерживаться, иначе князь заметит, тогда и ей несдобровать.

Вчера к Елене заглянула мачеха, Анна Кирилловна. Намедни в дверях, посмотрела на нее надменно и сказала:

– Добилась чего хотела, глупь стоеросовая?

– Уходите, – прошипела Елена и отвернулась к окну. – Вам только в радость, ежели мне плохо.

– Ну-ну, – усмехнулась Анна Кирилловна, но, больше ничего не сказав, ушла.

Елена не плакала. Она лежала, отвернувшись от двери и смотрела, как солнечные зайчики плясали на стенах. За окном распогодилось, а она тут, заперта, и нету ей выхода. «Что же делать? Кто течение жизни повернет вспять? – думала она. – Как там мой Алёша? Не сотворил ли свою угрозу отец?» Сердце сжималось от страха за возлюбленного.

Накануне вечером князь зашел к ней, смерил дочь ненавидящим взглядом и сказал: «Не одумаешься, не согласишься за Дмитрия замуж выйти – кузнец кнута не минует. Казнить велю, на кол посажу, так и знай». Сердце ее сжималось при мысли, что из-за неё Алексей погибнет.

В тревоге, когда из-за двери доносились голоса и злой крик князя обрывался визгами бестолковой прислуги, Елена подолгу слушала тишину: куда все подевались? Почему так тихо? Не знала Елена, что страшило ее больше: отцовская злоба на нее да его крики или же резко наступающая тишина. Как там Алёша? Может, князь уже исполнил угрозу свою? А может, Алексей, поняв, в каком гневе князь Хворостин, сам отворотился от нее? Ей вспоминалась их последняя встреча в беседке темного сада, где он держал ее за руку, обнимал ее плечи и так трепетно целовал ее губы.

По ночам Елена прикасалась пальцами к холодному стеклу, искала глазами огонек, сама светила свечой в окно, но ничего не видела.

Вот и сегодня Елена снова встала к окну, снова зажгла свечу и стала подавать знак возлюбленному. Знаков у них было два: первый – крестом – означал, что она не сможет к нему выйти; второй – кругом – значил, что придет. Елена отчаянно выписывала в воздухе крест: сначала поднимала подсвечник с зажженной свечой высоко вверх, потом опускала вниз, вела направо и налево. Сделав так три раза, она прикрыла ладонью огонек и начала вглядываться в темень. Долго ждала и вдруг, вдали за аллеей, увидела тусклое мерцание свечи. Сердце Елены глухо забилось, барабаня по ребрам. Жив! Жив ее Алексей, не отступился, ждет. Значит, бессилен князь Хворостин осуществить свои угрозы. Оно и понятно – не охота ему так оскандалиться!

На следующую ночь Елена снова светила в окно, снова всматривалась в ночь и снова видела ответный огонь свечи. Он был то ярок, то вял, то вдруг совсем исчезал – и сердце Елены разрывалось, пока вновь не проступал слабый, но упрямый свет.

Так они и общались последующие ночи. Однако чем больше проходило времени, тем нетерпеливее становился князь. Он теперь не грозился убить Алексея, но пообещал Елене другое:

– Дам тебе еще три дня сроку. Не согласишься – в доллгауз тебя упеку. Пусть там врачи в тебя разум вобьют!

Когда в тот же день к Елене пришла Дашка и принесла скудный ужин, то, покачав головой, запричитала:

– Горлица вы моя милая, совсем почернели. И что ж такое сделалося! – Она поставила на стол миску с супом и положила кусок хлеба. – Нынче князь совсем в буйство впал, велел вам сократить пищу-то…

– Дашка, что же мне делать-то? – В отчаянии посмотрела на нее Елена. – Как выбраться отсюда, Даш? Ты ведь умеешь в таких делах?

Даша боязливо оглянулась на закрытую дверь, темные глаза ее вспыхнули, и она прижала палец к губам.

– Грешно, барышня, против отца-то идти и меня подговаривать. А отцу если доложу?

– А ты доложишь? – нахмурилась Елена.

– Жалко мне вас, сиротинушку, – искренне выдохнула Даша, – но страшно против князя замышлять.

– Помоги мне, Даш! – взмолилась Елена и, закрыв лицо руками, всхлипнула.

– По-нашему, по-бабьи, понимаю я вас, княгинюшка, Чего не сделать ради вашей любви? – Даша подошла к Елене и зашептала на ухо. – Слушай, что скажу. Притворися – скажи батюшке, что согласна на жениха того. Поверит – выпустит. Вот ты и свободна станешь, и к Алексею сумеешь выбраться, а там беги хоть на край света! – Даша отпустила передник, будто испугавшись собственных слов, но настойчиво добавила: – Князь тверд, но гнев его разогреть можно, и гнев его же и остудить. Иначе все только хуже будет, батюшка со злости не пощадит ни твоего Алексея, ни тебя. Притворись, а потом делай, как тебе велит сердце.

Елена задумчиво смотрела вслед Дашке, как та, ловко щелкнув задвижкой, скрылась с подносом. Мысль о притворстве была ей горька. Она всю жизнь слышала от отца, что ложь – первый порок женской плоти, а лицемерие – чума рода Хворостиных. Однако, если ложь – единственное, чем можно уберечь любимого, может быть, эта ложь достойней всякой правды?

В голове всё кружились слова Дашки. Притвориться… Как же противно это было ее натуре. Но чем больше Елена думала, чем неуклоннее время двигалось к назначенному князем сроку, тем сильнее она понимала – другого выхода у нее нет. Нужно согласиться сделать вид, а там тянуть время. Ведь не завтра же ее поведут под венец? Надо будет сперва испросить напутствия в церкви, потом платье пошить, кольцо примерить, гостей созвать. Тянуть время, ловко уклоняться от решающей черты, а там, глядишь, найдут они способ сбежать. Уедут в город, к тетке, та поможет тайно обвенчаться, и тогда больше никто над ними не властен будет. «А может… Может, пока будет готовиться свадьба, я так опостылю Щетинину, что он сам откажется?» – с надеждой думала Елена.

Когда выданный ей князем срок истек, тот явился на порог ее комнаты и сходу, зло спросил:

– Ну, что надумала? Просишь прощения? Согласна быть женой