Зов призрачных сердец - Татьяна Ма Страница 32

– Ты тоже… это слышала? – нахмурившись, спросил он.

– Смех?

– Да, какой-то дикий, сумасшедший хохот, – подтвердил он.

Рада кивнула.

– Вы никого не видели? – спросила она.

– Нет, – помедлив, сказал Алексей.

Что-то в его голосе подсказало Раде, что он просто не хотел пугать ее еще больше. В голове Рады мелькнула мысль: не нужно было открывать ту дверь, что соединяла пристройку с основной частью усадьбы.

– Спи со светом, – сказал Алексей и, уже подойдя к двери своей комнаты, сказал: – И хватит уже мне выкать.

Рада промолчала. И чего он привязался к этим «ты» да «вы»? Ей, может быть, так проще было держать дистанцию и делать вид, что Иволгина она на дух не выносит. Именно делать вид, потому что Рада прекрасно осознавала, что эти несколько дней, которые они провели в усадьбе, многое изменили и в ее отношении к Алексею, и в ее восприятии окружающего мира. Раньше она была уверена, что ничего такого, чего нельзя было бы объяснить логически, не существует. Теперь же… Теперь же она видела тени, таинственные огни в ночных окнах, слышала жуткий смех и, черт побери, даже упала в обморок, а вынырнула из него в шкуре князя Хворостина… Как это объяснить? Наверное, будь здесь ее мать, она бы сказал: «Детка, у тебя разыгралось воображение. Всегда подозревала, что ты мнительная». Матери в Хворостино, слава богу, не было, а значит, некому было вылить на нее ушат холодной воды. А вот Алексей был, и Рада с Данилой были. И еще что-то, что ходило по темным коридорам…

Рада моргнула и дернула головой, пытаясь прогнать воспоминания.

Впереди показался приграничный пост и несколько автомобилей, ждущих разрешения на пересечение границы.

Вскоре Рада оказалась на другой стороне, а еще минут через двадцать показались первые дома Глуховца – покосившиеся избы с потемневшими ставнями, пустынные улицы, покрытые грязью и засыпанные прошлогодней жухлой листвой. Городок будто вымер.

Глуховецкий архив помещался в здании бывшей земской управы – кирпичном, с облупившейся штукатуркой и трещинами, которые разбегались, словно ветвистое дерево, от самого фундамента под козырек крыши. Внутри пахло пылью и плесенью.

– Вам что-то конкретное нужно? – спросила архивариус, худая женщина с морщинистым лицом, напоминающим пересохший пергамент. – Кого-то конкретного ищете?

– Я бы хотела поднять все бумаги, которые есть о роде Хворостиных. Особенно меня интересует конец девятнадцатого века и Елена Павловна Хворостина. А также Левон и Софья Хворостины, жившие примерно в первой половине-середине тринадцатого века.

– Хворостины, значит? – задумчиво протянула архивариус.

– Да, Хворостины.

Судя по выражению лица служащей архива, она об усадьбе на той стороне границы ничего не знала, и имя ее владельцев ей было незнакомо.

Рада боялась, что зря она приехала. Почему-то ей казалось, что в архиве уж должны были слышать о местной знати, что владела этими землями на протяжении многих веков. Она рассчитывала, что ей тут же выложат какую-нибудь легенду или очередную байку про призраков. С другой стороны… С другой стороны, Глуховец все же слишком далеко отстоял от усадьбы, чтобы та могла иметь какое-то большое влияние на здешние места. Их ведь разделяли огромные болота. Тут же на память Раде пришла легенда о Левоне и Чёрном болоте, в котором тот якобы сгубил свою жену с любовником. Как же докопаться до правды? Где искать информацию?

– Вам повезло, – сказала появившаяся из недр архива служащая. – У нас, оказывается, много чего есть на этих ваших Хворостиных. Пойдемте, покажу вам полки, а дальше вы уж сами открывайте папки и ищите.

Сердце Рады радостно затрепетало, а в руках закололо иголками – от предвкушения, что она наконец-то приблизится к живой истории…

Вскоре стол в углу, за которым архивариус предложила Раде расположиться, оказался завален папками с потрепанными корешками. Рада развернула первую, с надписью «Родословная дворянского рода Хворостиных». Бешено колотящееся сердце пропустило удар, но тут же Радой овладело разочарование – папка оказалась пуста.

Однако со второй же папкой ей повезло. В ней значилось имя князя Левона Хворостина, стояли даты его жизни и смерти. Рядом имелось имя жены:

– Софья, урожденная Дубровская, пропала без вести в году… – пробормотала Рада.

По спине пробежал холодок. Пропала. Не умерла, а пропала.

Рада провела пальцем по строчкам, будто желая впитать в себя полученную информацию, загнать ее под кожу и стать частью ее.

Далее шла информация о детях. О некоем Андрэе и Тодаре. Были ли они детьми Левона и Софьи? Или он женился во второй раз? Об этом в документах ничего не писалось.

Открывая папку за папкой, Рада погружалась в историю рода Хворостиных. Она отыскала сведения о многих из списка имен, что нашла на форзаце семейной Библии. Брала одну папку, судорожно перелистывала страницы, водила по строчкам пальцем, вчитываясь в рукописные слова, которые порой было сложно разобрать, захлопывала ее и бралась за следующую. Рада искала хоть какую-то информацию о княжне Елене и не находила. Вскоре перед ней осталась лежать лишь одна тонюсенькая папка.

К разочарованию Рады, в ней говорилось о последнем князе Хворостине, о том самом, что накануне революции возвел пресловутую постройку, в которой они с археологами теперь обитали.

Вздохнув, Рада уже собралась закрыть папку, как, перевернув на последнюю страницу, замерла. К задней крышке был прикреплен пожелтевший от времени конверт.

Рада открыла его и вытащила поблекшую голубую ленту и сложенный вчетверо ветхий лист бумаги.

Мелким неразборчивым почерком, будто наспех, там было написано: «Княжна Елена Павловна Хворостина (1762–1780?). Исчезла в ночь на 14 июня. Тело так и не нашли. По слухам, утонула в Чёрном болоте…»

Чёрное болото.

Рада вздрогнула. Именно туда, если верить рукописи, князь Левон загнал Софью и ее любовника.

Далее, все тем же почерком было написано: «…то, что я увидел, не поддается никакому рациональному объяснению. Если это правда, то страшнее ничего не может быть… Склеп, нужно во что бы то ни стало попасть в склеп и убедиться…»

На этом лихорадочная запись обрывалась. Кто ее сделал? О чем он говорил и что имел в виду под словами «ничего страшнее не может быть»?

Рада повертела в руках ленту, а потом засунула ее обратно в конверт. Она осмотрелась по сторонам, убедилась, что камер в архиве не было, и сделала то, что никогда бы не сделала прежде – спрятала конверт в свою сумку и снова опасливо оглянулась. Ее «воровство» осталось незамеченным.

Глава 36

Рада покинула Глуховец,