Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая Страница 3

понравился. За недолгое знакомство он убедился, что Бер – человек решительный, умный, надежный, больше всего на свете заботящийся о чести рода. Ранее у него не было случаев испытать себя в настоящем бою, но недостаток его опыта возмещал Алдан: тот еще на достопамятной страве по Ингвару в земле Деревской доказал, что на него можно положиться даже в самом трудном и опасном деле.

– Бер собирался двигаться на восток, в сторону мери, – продолжал Лют. – Игморова братия могла уйти только туда, по Мсте. Их осталось пятеро в живых. Сам Игмор, Добровой, Красен, Градимир и Девята. Бер надеялся где-то на Мсте их догнать. А нет – идти на Мерянскую реку. У него там родичи, через Сванхейд.

– Да, сыновья Эйрика Берсерка, – кивнул Мистина. – Я его знавал.

– Если они там… и если у Бера удачи хватит…

Все помолчали. Лют расстался с Бером месяц назад, и с тех пор никаких вестей не приходило, да и едва ли могло прийти. Может быть, Бер и Алдан уже настигли убийц и отомстили. А может, сами полегли в этой борьбе – противники у них очень опасные, и им нечего терять, кроме жизни.

– Что мы будем делать? – первым не выдержал Велерад.

Средний сын Мистины сидел бледный, сокрушенный и горем от потери брата, и самой огромностью беды, павшей на Свенельдов род. В девятнадцать лет он хорошо понимал главное: смерть брата нельзя оставить без отмщения, а виновник – не просто князь русский, но тоже родич, троюродный брат. Окажись кровь Улеба на руках кого-то чужого – было бы ясно, чего требует честь.

– Так Святослав отказался мстить? – спросил Мистина у Люта.

По его замкнутому лицу было видно – он не отошел от потрясения, но его ум работает отдельно от души.

– По сути дела, отказался. Говорил, мол, неизвестно, как все было, да кто на кого первым напал… Дескать, надобно Игмора с братией сыскать, дело прояснить, тогда и будет ясно, какая на ком вина. И Сванхейд, и Правена, и даже Малфа от него добивались клятвы, что будет мстить, но он прямого ответа так и не дал. Жаль ему тех ублюдков, видно же.

– Больше, чем брата своего, жаль! – с возмущением воскликнула Святана.

– Матушка, бедная наша… – со слезами вздохнула Держана.

– Не реви! – сердито бросила ей Соколина. – Поздно уже плакать, вон сколько времени прошло.

Женщины понимали: стоит одной из них заплакать, и будет уже не остановиться, но миновал тот срок, когда позволительно оплакивать покойного, да и Мистина вовсе не желает, чтобы его дом наполнился женскими воплями. Пробирал страх перед его возможными решениями; даже Соколина, наделенная неженской отвагой, сидела с вытянутым лицом. Отношения Святослава и Мистины уже не раз приближались к опасной черте открытого столкновения. А теперь, когда воля Святослава убила сына Мистины, такое столкновение стало неизбежным. Но если оно разгорится, это будет крушение всей русской властной верхушки. Такой пожар, что в огне и крови сгинет вся держава. Жутко было об этом думать, но все, от самого Мистины до двенадцатилетних Свена и Веленега, Лютова первенца, понимали: отступать им некуда, оставить это убийство без возмездия невозможно, иначе бесчестье погубит все будущее рода.

Но прежде чем что-то здесь решать, нужно было учесть еще одно обстоятельство. И Мистина о нем уже подумал: именно оно определяло большую часть его решений без малого тридцать прошедших лет.

Княгиня Эльга. Как она оценит случившееся. Святослав ведь не просто князь – он ее единственный сын и соправитель. И если она примет его оправдания… Мистина и сам пока не понял, в какой мере это свяжет ему руки. Пойти против Эльги для него было так же невозможно, как против самого себя. Но отказавшись от мести за Улеба, он перестал бы быть собой, утратил бы самое главное, то, что делало его таким, какой он есть. Свою честь и удачу.

Редко ему приходилось испытывать растерянность, не понимая, как должно поступить. Не раз величайшие витязи всех времен, с самого Ахиллеуса начиная, оказывались перед выбором, где все возможности вели к гибели, только разными путями. И вот сейчас, мысленно пробегая одну дорожку в возможное будущее за другой, Мистина в конце каждой из них видел гибель своей чести, удачи и потерю всего, чего добился.

Но обратиться за помощью не к кому – в этом беда сильных людей. Сильнее себя Мистина с молодости считал только своего отца, Свенельда по прозвищу Ворон Хольмгарда, но того уже почти пятнадцать лет не было в живых. Выше – только боги. Но те великие витязи оставили в наследство опыт: если уж все пути ведут к гибели, выбирать надо тот, что сулит наибольшую славу.

– А что же скажет Эльга? – Величана тоже подумала о княгине. – Ты расскажешь ей?

Мистина подумал, потом сдавленно хмыкнул: засмеяться он пока не мог.

– Нет уж. Пусть он сам расскажет своей матери, как его люди убили его брата и ее сестрича. Я ему помогать не намерен.

Глава 2

Погрузившись в свою беду, Мстислав Свенельдич узнал только половину новостей. О второй половине Лют и сам забыл: по сравнению с гибелью Улеба прочие перемены в далеком Хольмгарде ему казались мелочью. Но имелся кое-кто, для кого именно те перемены оказались куда важнее. И как ни тяжко было Свенельдову роду, кое-кому в этот же вечер пришлось еще тяжелее. И этот кто-то – тот, о ком с яростью и гневом думали на Свенельдовом дворе: сам князь Святослав.

Назавтра Торлейва разбудила Жалёна, ключница: она вставала в доме раньше всех, поднимала служанок, надзирала за дойкой и выгоном коров и коз в стадо. Будить молодого господина ей не полагалось, но, в полусне услышав ее встревоженный зовущий голос, Торлейв сразу сел на своей лавке. Не столько сонный рассудок, сколько тревожное чувство ему напомнило: вчера вернулась из Хольмгарда дружина Святослава, привезли такие новости, что надо бы хуже, да некуда… Сам пришел домой от Мистины, вывернув рубаху наизнанку: ведь Улеб и Торлейву приходился троюродным братом. Ранняя побудка сразу навела на мысль: еще какая-то беда…

– Там пришли к тебе! – прошептала Жалёна, глядя на Торлейва широко раскрытыми глазами. – Выйди поскорее!

– Ко мне? От Свенельдича? – Торлейв, моргая, убрал с лица волосы.

– Да, да… навроде того, – путанно ответила ключница. – Ступай поживее, не мешкай!

Торлейв скривился: он не любил путаницы и суеты, но откинул порывало и потянулся за портами.

Выйдя на длинное крыльцо вдоль передней стены избы, он внезапно понял, почему Жалёна так перепугалась. Вместо кого-то