Наталья Павлищева - Проклятая любовь лорда Байрона. Леди Каролина Лэм Страница 28

Но хромой Байрон, хоть и двигался довольно споро, к тому же благодаря усилиям врачей и специальной обуви научился стоять совершенно ровно, танцевать вальс позволить себе не мог. Каролина немедленно пошла навстречу возлюбленному — в Мельбурн-Хаус больше не танцевали, а она сама даже дала слово Байрону не танцевать вальс! Обожаемый ею танец был неприятен поэту, вернее, неприятным оказалось видеть Каро в объятиях других.

Больше не танцевать? Разве это жертва даже для той, что еще неделю назад без вальса и танцев вообще прожить не могла? Если бы Байрон потребовал сидеть в инвалидном кресле, она пошла бы и на это.

Джордж даже себе не желал признаться, что сначала сделал Каролину своей любовницей скорее из чувства протеста, дело в том, что у леди Генриетты, матери прекрасной Каро, хватило ума сказать Байрону, что дочь им вовсе не увлечена, а пытается заполучить просто из тщеславия. Байрон сделал Каролину любовницей, по сути, не испытывая к ней никакой любви, а потому временами был откровенно жесток, словно стараясь ее сломать.

Но влюбленная Каролина неожиданно оказалась на удивление послушной и готовой на любые жертвы. Изгнать от себя всех поклонников-мужчин? В Мельбурн-Хаус перестали бывать даже приятели самого Байрона, которые и познакомили Каролину с его поэзией — Томас Мур и Сэмуэль Роджерс. Танцы претят Байрону? В Мельбурн-Хаус больше не танцевали. Вальс его раздражает? Леди Каролина Лэм больше не вальсировала нигде…

Она клялась, что любит его больше, чем мужа, готова была даже оставить семью и бежать с ним на континент, прекрасно понимая, что обратного пути не будет, и полностью полагаясь на волю возлюбленного.

Сначала Байрону просто льстило столь откровенное внимание светской львицы, пусть и не законодательницы всего в салонах Лондона, но дамы, весьма влияющей на вкусы общества. Учитывая экзальтированность и свободу поведения леди Каролины, казалось, роман должен быть легким и без претензий. Любой мог подтвердить, что леди Каролина хотя и влюбляется легко, и на измену мужу идет без особых сомнений, но так же легко и быстро остывает. Это вполне устраивало поэта, он уже завоевал внимание света (во многом благодаря любовнице), Каролина познакомила его с теми, кто либо сам вершил судьбы мира, либо мог представить поэта таковым, любовная страсть Байрона была удовлетворена, и теперь он склонен связь закончить… Однако леди Каролина так не считала, она полюбила по-настоящему и не могла даже заподозрить, что для Байрона просто игрушка.

Неистовства со стороны Каролины продолжались и становились все опасней. Побег в Ньюстед положения не изменил.

— Что ты будешь делать?

Байрон мрачно покосился на задавшего вопрос Хобхауза:

— Не знаю. Нужно как-то объясняться.

— Попроси помочь леди Мельбурн, она женщина умная, должна объяснить Каролине, что все кончено…

В тот вечер Байрон писал длинное письмо не Каролине, а ее свекрови, действительно прося о помощи.

Почему-то ни ему, ни Хобхаузу не пришло в голову, что это не слишком красиво — вместо того чтобы честно объяснить влюбленной женщине истинное положение дел, Байрон ей писал нежные, ласковые письма и в то же время просил ее свекровь урезонить невестку.

Так будет еще долго, постоянно обнадеживая в письмах Каролину, Байрон за глаза выливал на нее немало грязи и многим жаловался на неистовую, взбалмошную Каро.

Но вот дела в Ньюстеде были переделаны, наступило время возвращения, Хобхауз больше не собирался держать друга в имении, пока тот не излечится от любви к леди Каролине, он уже понял, что никакой любви нет, а Байрону нужно просто помочь избавиться от надоевшей любовницы.

В сентябре бывают деньки куда лучшие, чем даже летом, особенно если осень сухая. Тепло, но не жарко, сухо, но не пыльно, свежо, но ветер не холодный. И все же приятели покидали бывшее аббатство с видимым удовольствием. Они оба уже привыкли к определенным удобствам, которых не было в Ньюстеде, к определенному обществу, хотя и ругали его на чем свет стоит. Привыкли к приемам, балам, к блеску света.

Еще одной причиной поспешного отъезда стало стремление соседей заполучить неженатого Байрона к себе. Местные мамаши спешно наряжали своих дочек, особенно тех, кому не улыбнулось счастье в сезоне, приглашения следовали одно за другим, приходилось выдумывать тысячу предлогов, чтобы отвязаться, а потом и вовсе поторопиться с отъездом.

Все же несколько визитов были нанесены. Стремясь положить конец ухаживаниям за собой, Байрон изображал Чайльд Гарольда с еще большим рвением, чем в Лондоне. Хобхауз едва сдерживал смех, слушая, как друг рассуждает о своем отношении к женщинам, склонившись к уху полуглухой старейшины соседского рода:

— Я, подобно Наполеону, всегда чувствовал некоторое презрение к женщинам. Простите, миледи, к вам это не относится… У меня роковой опыт, который сложился из-за многих трагических обстоятельств жизни…

«Миледи», которая в действительности была всего лишь супругой викария, сосредоточенно кивала, пытаясь хотя бы по губам понять, что же такое говорит в ее глухое ухо знаменитость. Зато ее внучка, девица весьма перезрелая и некрасивая, прижав руки к тощей груди, внимала глубокому, проникновенному голосу поэта, забыв о существовании остального мира. Даже если бы в ту минуту под ней разверзся пол, падая, она тянула бы и без того длинную шею, чтобы услышать слова кумира.

Но Байрон быстро потерял интерес к розыгрышам местного общества, его принимали всерьез и были готовы на любые жертвы куда охотней, чем даже Каролина. Хобхаузу пришло в голову, что, вознамерься его друг скомандовать: «Всем раздеться и в постель!», мужья и отцы лично потащили бы жен и дочек на закланье. Попасть в постель лондонской знаменитости, той, что и Лондон-то видела пару раз в жизни, заманчиво… К тому же лорд Байрон владелец пусть и запущенного, но все же большого поместья, а они всего лишь арендаторы.

Немало женских сердец сладостно сжималось, когда рассеянный взор поэта случайно останавливался на одной из представительниц прекрасного пола.

— Джордж, пора уезжать, иначе тебя просто вынудят жениться на какой-нибудь перезрелой красотке и без приданого. Знаешь, эти мамаши такие умелицы на подобные штучки…

В Лондон возвращались так, словно отсутствовали год, все казалось новым и изменившимся. В дороге вели разговоры ни о чем, стараясь не касаться самой волнующей темы: как быть с Каролиной Лэм. Хобхауз уже понял, что у Байрона внутри идет нелегкая борьба, повлиять на которую невозможно, все будет зависеть от того, как произойдет первая после разлуки встреча любовников.