Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон Страница 23

Зачем ему приходить? Она вспомнила, как уговаривала его в кондитерской, и решила, что не сумела его убедить. Все, что было между ними, и теперь, и шесть лет назад, не способствовало доверию. И все же в их первую встречу, когда ее сын был так болен и она так тревожилась, она открыла в себе много нового. И с тех пор стала другим человеком.

Ноубл Солт – Бутч Кэссиди – оставил в ее жизни неизгладимый след.

На протяжении четырех актов она пела, рыдала и умирала ради него одного. Позже она пришла к выводу, что никогда еще так хорошо не выступала. Дирижер расхваливал ее, труппа недоуменно переглядывалась. В этом была ее вина. Она никогда никого не подпускала к себе слишком близко, и все в театре считали ее заносчивой примадонной.

Когда она наконец вышла из театра и окунулась в благоухание ночи, ее ждал Ноубл Солт. На нем был тот же костюм, в котором она его видела утром, и стоял он точно там, где она попросила. Ее меховой палантин в тот вечер оказался ни к чему. В воздухе чувствовалось приближение холодов, но Джейн, разгоряченная пением и предвкушением встречи, не ощущала прохлады. Ей вдруг стало страшно. Она не успела все продумать.

– У меня нет ни машины… ни экипажа. Но я попросил оставить для нас столик вон там. – И он кивнул в сторону известного ресторана, где собирались после спектаклей завсегдатаи Оперы. – Я шел пешком.

– От дома?

– Это не то чтобы дом. Комната в лачуге. На время. Я давно не бывал в Париже.

В его голосе был привкус мест, о которых она даже представления не имела. Отзвук бескрайних равнин, высоких гор и палящего солнца – но у нее не было времени погреться в его лучах. Они стояли посреди оживленной улицы, а в Париже всюду имелись любопытные глаза. Люк ждал ее в длинной веренице машин, в полуквартале от театра. Ей придется быть сдержанной и осмотрительной.

– Я не смогу поужинать с вами. Моя экономка присматривает за Огастесом, но она стара, а Огастес тревожится. Он не ляжет спать, пока я не вернусь.

– Он хозяин в доме?

– Да.

– Далеко отсюда до вашего дома? – спросил он. – Мы сможем дойти пешком?

– Совсем близко. Но меня ждет Люк… Мой шофер.

Он качнулся вперед, потом назад. Он стоял, широко расставив ноги, не вынимая рук из карманов, не сводя с нее глаз.

– Скажите, чего вам хочется, – мягко произнес он.

Она помедлила. Ноубл Солт сделал все так, как она просила, и это вселяло надежду, но все же Люку лучше не видеть их вместе. Он вспомнит, что они уже встречались сегодня днем, и доложит об этом.

– Мне нужно предупредить Люка, – быстро сказала она. – Он за мной шпионит. Мне не хочется, чтобы он снова увидел нас вместе.

Ноубл Солт вытащил из кармана маленькую книжечку, раскрыл ее на последней странице:

– Напишите ему записку. Велите ехать домой. Клочку бумаги он возразить не сможет.

Она взяла у него из рук карандашик и сделала, как он велел. Рука у нее чуть дрожала, дыхание сбилось.

Он вырвал листок из книжечки, сложил и огляделся по сторонам. В нескольких метрах от них продавал афиши мальчишка лет двенадцати. Ноубл Солт выудил из кармана банкноту, отдал Джейн записку и деньги:

– Я не говорю по-французски и не смогу этого сделать. Скажите мальчику, чтобы он передал записку вашему шоферу. Я подожду там. – Он указал на другую сторону улицы. – Если передумаете, просто идите одна. И мы обо всем забудем.

Она взяла у него деньги и записку и сделала, как он сказал: попросила мальчишку передать Люку записку, но лишь когда его машина окажется первой в очереди. Мальчишка согласился и выхватил деньги из ее рук так быстро, что край сложенной записки чуть порезал ей палец. Она испугалась, что записка вообще не доберется до Люка.

Впрочем, будь что будет. Она не подчиняется Люку. А скоро не будет подчиняться вообще никому. И она пошла через улицу к мужчине, которому собиралась доверить весь свой мир.

* * *

– Я не стану спрашивать у вас адрес, хотя… Обстоятельства таковы, что нам лучше бы доверять друг другу, – произнес Ноубл, приноравливаясь к ее шагам.

Она не ответила. Ей пока не хотелось говорить. Она шла чересчур торопливо, не глядя по сторонам, хотя сутолока парижских улиц даже в столь поздний час не позволяла двигаться так быстро, как ей бы хотелось.

Он увильнул от мчавшегося навстречу велосипеда, присвистнул, когда из кузова грузовика вывалилась корзина с капустными кочанами и те весело покатились по тротуару. Он пнул один из них, Джейн споткнулась о другой.

– Джейн, – проговорил он, и она услышала нотку осуждения в его голосе.

Она мельком взглянула на него. Он протянул ей ладонь, и она, поколебавшись, продела свою затянутую перчаткой руку под его локоть. Так будет менее приметно, чем если она возьмет его за руку.

– Не спешите, – прошептал он. – Вы мчитесь так, будто у вас под седлом колючка.

Она кивнула, неловко сгибая и разгибая пальцы. Он обхватил ее ладонь своей и пошел медленнее:

– Мы просто гуляем.

– Мы просто гуляем, – повторила она и попыталась подстроиться под его дыхание.

Ладонь у него была теплая, его присутствие вселяло уверенность, и она позволила себе чуть расслабиться, хотя до полного спокойствия было очень далеко.

Они миновали еще квартал. Торговый район закончился, уступив место жилому, и транспорта стало меньше. Она указала на узкую улочку, что вела к дому кружным путем. Люк поедет по другой улице. Только теперь она поняла, что он сказал.

– Обстоятельства… таковы? – переспросила она. – Что это значит?

– Если я стану вашим телохранителем, вы должны чувствовать себя в безопасности рядом со мной.

– Так вы согласны? – Она остановилась, крепко вцепилась пальцами в его руку.

Он вновь увлек ее вперед, чуть коснувшись ее пальцев своими. Она разжала хватку и выдохнула.

– Я еще не решил. У меня есть вопросы.

– Не знаю, найду ли я ответы, – отозвалась она, и ее нервы снова напряглись до предела.

– Куда мы идем, Джейн? – мягко спросил он.

Она не стала возражать против того, что он обратился к ней по имени. Теперь уже поздно протестовать. Она с первого мгновения повела себя с ним так, словно они старые друзья, и не может винить его за фамильярность.

Она повела его за собой. Они свернули на ее улицу, миновали дом – в окне у Огастеса горел свет, – но она промолчала. На углу улицы